Чешские юмористические повести. Первая половина XX века - страница 20

Как выдвинуться — и притом выдвинуться в интересах вполне определенной партии — придумал сам Ировец. Поскольку он прежде всего жаждал отомстить за «глупца», то незамедлительно растолковал Корявому, для чего ему потребовалась помощь редактора и его печатного станка.

«Гонец из Цапартиц», являясь органом объединения свободомыслящих земледельцев «Ход», регулярно публиковал прогноз погоды, получаемый по телеграфу из венского Центрального института магнетизма земли и омброметрологии.

Вот наш герой и предложил Корявому: если, мол, господин редактор соизволит предать гласности мнение на этот счет его, Ировца, то он, со своей стороны, дает гарантию, что венский официальный прогноз, печатаемый в «Гонце из Цапартиц», ни разу за всю неделю не подтвердится.

Тут-то и произошло в черепной коробке редактора короткое замыкание.

Расстались они как заговорщики, связанные тайной на жизнь и на смерть; дядюшка, наверное, был уже за воротами, с которых дожди почти смыли гордую надпись, сделанную в шестидесятые годы ^>{11}, а К. Многослав все еще радостно потирал руки.

Потом с наслаждением обмакнул перо и принялся за статью, в которой было столько язвительной горечи, что, казалось, перед ним не чернильница, а перечница его собственной супруги. Первая фраза статьи начиналась так:

«Меж небом и землей творятся вещи, о которых ученым мужам в „Подлеце из Цапартиц“ даже не снилось…» и т. д., и т. п.

Скажем только, что конец статьи по своей едкости не уступал концентрированной серной кислоте и что К. Многослав мудро занял по отношению к Ировцу позицию хоть и сдержанную, но явно сочувственную. Рассказал о его визите в редакцию, упомянул об удрученном и горестном состоянии почтенного гражданина, необычайный дар которого следует защитить от нападок недоучки, нашедшего себе пристанище в так называемом официальном органе свободомыслящего сельского объединения «Ход». А ведь правление общества, казалось бы, должно охранять доброе имя земледельца и не допускать на страницах своего печатного органа оскорблений в адрес крестьянина, будь то хоть самый «последний человек в округе». «Первому человеку в округе» недурно бы зарубить себе на носу… и т. д., и т. п.

Тут же — в доказательство того, насколько редакция ценит доверие сего выдающегося земледельца,— «Чмертовске листы» опубликовали (как там было написано — в качестве эксперимента) недельный прогноз погоды, сделанный паном Ировцем, крестьянином, старостой из Зборжова. «Земледельцы всего нашего округа,— говорилось далее в статье,— безусловно, будут с интересом наблюдать, исполнятся ли предсказания человека из их среды, их единокровного брата, чьи выдающиеся способности были многократно подтверждены самой природой…» и т. д., и т. п.

Дядюшка Ировец тем временем шел домой. Фиолетовая тень скользила перед ним по дороге, прогретой за день и оранжевой от заходящего солнца, которое светило в спину главы зборжовской «Думы»,— разумеется, дядюшка позаботился, чтобы погода ему сопутствовала наилучшая. Всякий раз, когда он почесывал между лопатками, тень добросовестнейшим образом повторяла его движения, а поводов для того, чтобы довольно почесывать спину, сегодня у дядюшки было предостаточно.

Помимо радости, которую доставляло ему удовлетворенное самолюбие, Ировца подогревал особый воинственный пыл, прежде бушевавший в нем лишь во время деревенских выборов, да и то не так сильно, как сейчас.

Пан Буреш, спаневицкий староста, вдруг превратился в его жесточайшего врага. Еще вчера, услышав его имя, Ировец лишь ревниво ворчал, ныне — при одном воспоминании о «первом человеке в округе» он багровел от ярости.

Очевидно, это были первые признаки депутатской лихорадки. Дядюшка Ировец и слыхом не слыхивал о такой болезни, но, судя по его растущей ненависти к противнику, точнее — к предполагаемому противнику, уже заразился ею.

Соблазн, исходивший от Корявого, проник в самое сердце старосты. Правда, он даже толком не знал — хоть и сам представлял в деревне некую власть — насколько, к примеру, депутат выше окружного старосты, и не может ли оказаться, если изучить вопрос основательней, что окружной начальник — фигура покрупнее, чем депутат. Но уже душой и телом он был предан идее, родившейся в голове шельмеца редактора.