Чешские юмористические повести. Первая половина XX века - страница 25
Городская барышня никогда не наденет деревянных башмаков, даже во время той же работы, какой была занята Баруш. Для вящей обстоятельности добавим, что пользуется она при сем отнюдь не Нептуновым трезубцем, а особыми навозными вилами о двух загнутых на концах зубьях, какими черти на картинах Брейгеля шуруют в адских котлах, кишащих грешниками. Теснота городского дворика позволяет перетаскивать обильные хозяйственные рудименты прямо из хлева, без помощи тачки, причем рукоять вил зачастую тычется в широкий зад коровенки, понуждая ее отступить в сторону.
Рядом, если не вровень, с этими прелестными существами — городскими барышнями — и ставила себя мысленно Баруш. Она не раз видела их через полуоткрытые калитки, когда «в буднишном» бегала в город «по керосин». Бледнея от страха, с негодованием на лицах, выполняли они сию неблагодарную работу, составляющую печальный удел чешской девы, одной ногой стоящей на третьей, а другой — на четвертой ступени общественной лестницы, и отчаянно-визгливыми голосами кричали что-то своим папаням или братцам, которые, таская означенные рудименты на носилках со двора и сваливая их в кучу прямо на улице, чтобы потом отвезти в поле, то и дело забывали притворить калитку, хотя вот-вот начнут расходиться по домам ученики, преподаватели гимназии, чиновники.
Сколько раз писал K. M. Корявый о вреде этих навозных куч для общественного здоровья!
Меж тем Баруш Ировцева уже сидела в вычищенном хлеве под боком буренки, зажав коленями подойник, и на цинковое днище звонко падали первые капли молока.
Вокруг возникали и другие приглушенные звучания буколической симфонии вечерней дойки. Лейтмотивом ее было смачное пережевывание и громкое посапывание у кормушки с резанкой, сопровождаемое меланхолическим жужжанием мух — этого завтрашнего корма прожорливых птенцов ласточки. Их пепельно-серые зобики мирно выглядывали из гнезда под балкой, четко различимые в свете красного огонька жестяной коптилки. Она вечно чадила, и над «коровьей» светильней с незапамятных времен наподобие сталактита нависала здоровенная гроздь сажи.
Никакие посторонние звуки не долетали сюда, если не считать тех, что производил скребок Ировца, усердно очищавшего от каштаново-коричневых наростов широкий зад своего любимого вола, того, что в упряжке ходил справа.
Молоко в подойнике начало пениться, и тут обычно наставал миг, когда в горле Баруш зарождалась одна из тех песен, которые доносятся под вечер из ходских хлевов.
Баруш пела:
Однако симфония не сменилась кантатой. После второго стиха, спетого высоким горловым голосом, каким наши девушки имитируют звучание короткого кларнета ходских народных оркестров, Баруш вдруг умолкла.
Она умолкла, ибо не решалась довести до конца привычную вязь мыслей, сопровождавшую эту песенку свадебных дружек.
Прежде она вспомнила бы про Тоника и подумала бы, поступит ли он согласно этой песне, в которой дальше говорится:
«Я там тоже буду, образок себе добуду…»
Папаша выглянул из конюшни: с чего это она смолкла?
— Ты чё, язык откусила?
Но Баруш словно воды в рот набрала. В этот миг ей как раз досталось по носу коровьим хвостом. И, перекинув через лицо край головного платка, она стиснула его конец зубами — таков привычный способ самозащиты у ходских доярок.
Во тьме светились лишь два ее передних зуба, широких, точно стамески.
Наверняка никого не удивит, что слава пана Ировца вскоре облетела всю округу. Да это и естественно. К. М. Корявый даже не подозревал, что визит зборжовского старосты возымеет столь сенсационные последствия. Когда прогноз — прошу не путать с «предсказаниями»! — дядюшки Ировца на всю неделю исполнился тютелька в тютельку, общественное мнение, насколько им могли управлять «Чмертовске листы», откликнулось на это событие с небывалым энтузиазмом.
Граф Ногавицкий из Ногавиц, представитель старого дворянского рода, но отнюдь не магнат (ибо в земельных книгах его лист был, к сожалению, чуть не целиком исписан) >{14}, как только прочел в газете Корявого известную вам статью, тотчас подписался на целый квартал вперед, а когда природа явно повела себя по указке «Ч. л.», абонентную плату за подписку прислала и дирекция сельскохозяйственной школы в Пльзени.