Четверо легендарных - страница 36

Когда вдали показались станционные огни, Вострецов во главе небольшой группы бойцов и командиров двинулся к вокзалу.

Но все это было только началом. Предстояло подтянуть к станции батальон, оставленный в засаде. А пока — воспользоваться полковничьим «авторитетом».

— Связь с частями имеется?

— Да…

— Немедленно передайте командирам частей приказ о сдаче.

Дважды требование повторять не пришлось.

Вострецов не рассчитывал на то, что все воинские части, стоящие у Омска, последуют приказу, хотя, вероятно, найдутся и такие. Но приказ о сдаче неизбежно вызовет замешательство, смятение, панику. А это облегчит задачу 27-й дивизии, когда она подойдет к городу.

Не прошло и получаса, как явился комбат. Приказ Вострецова был выполнен. Батальон волжцев занял станцию — пути оцеплены. Выстрелов не было. Действовали только штыком и прикладом. Да и то в крайнем случае, чтобы раньше времени не заявлять о себе.

— Из вагона никого не выпускать! — распорядился Вострецов.

В сопровождении комбата он вышел на перрон. Вдоль всего эшелона стояли красноармейцы Волжского полка. Они заняли и все помещения вокзала. «Крепко зацепились», — подумал Вострецов, входя в кабинет бывшего военного коменданта. Надо было допросить пленных: до сих пор неизвестно, каковы находящиеся на станции силы врага.

Один за другим сообщали пленные колчаковские офицеры наименования и численность своих частей. В конце концов выяснилось, что на станции находится около десяти тысяч солдат и офицеров противника. Эта цифра была настолько неожиданной, что даже Вострецов на какое-то мгновение растерялся:

— Ведь если они разом вылезут из вагонов, — сказал он комиссару, — пожалуй, нам несдобровать.

— Зачем же разом? — усмехнулся комиссар полка Великосельцев. — Мы их поочередно будем разоружать; эшелон за эшелоном.

Тотчас отрядили группу красноармейцев во главе с комбатом на «разгрузку», Они действовали быстро и ловко. Сначала отделяли офицеров. Потом звучала команда: «Выходи!» Солдат выводили на перрон и затем с одним-двумя провожатыми отправляли в тыл, Никаких попыток к сопротивлению со стороны колчаковских солдат не было. Опостылела им война, изверились в своих командирах…

«Разгрузка» шла полным ходом.

А в столице «Колчаковии» и не подозревали, что происходит на станции. Город жил прежней жизнью. Газеты и приказы, расклеенные на заборах и стенах домов, оповещали жителей, что бояться нечего: ближайшие части красных находятся в 160 километрах от Омска. По-прежнему играла музыка в ресторане «Европа», катили по улицам извозчики, развозя засидевшихся посетителей, в том числе и офицеров.

И кое-кто из них попал в вокзальную комендатуру. Растерянные, потрясенные, они смотрели на все происходящее, не веря собственным глазам.

Как могли здесь оказаться красные? Кто этот человек, спокойно попыхивающий трубкой?

Так и не поняв, что произошло, белогвардейцы сдавали оружие и шагали под конвоем красноармейцев в тыл.

К семи часам утра было отправлено в тыл около семи тысяч солдат Колчака. Да к тому же в руках красных оказались десятки паровозов, около трех тысяч вагонов, эшелоны с интендантским, артиллерийским, инженерным и другим имуществом.

Но постепенно «страшные» слухи о захвате красными железнодорожной станции поползли по городу. Сделали свое дело и полковничьи приказы. Белогвардейское командование было сбито с толку, войска деморализованы слухами о «вездесущих красных». В таком состоянии белогвардейцы уже не могли оказать наступающим советским войскам серьезного сопротивления…

Через несколько дней комиссар Волжского полка, прибыв из штаба бригады, сообщил Степану Сергеевичу «по секрету»:

— Реввоенсовет Восточного фронта представил свыше ста человек к высшей награде — ордену Красного Знамени. И ты — среди них.

Вострецов направился было к линии наскоро вырытых окопов, но забыл кисет и, чуть не столкнувшись с двинувшимся вслед за ним ординарцем, закричал в сердцах:

— Ну, что ты за мной, как тень, вяжешься!

Потом прошелся взад и вперед по небольшой избенке, где расположился командный пункт. Подошел к ординарцу и положил руку на плечо — не вини, дескать, сам понимаешь.