Четвертое измерение - страница 7
— Что вам угодно?
— Я — кандидат Харьковского университета Базанов, несколько конфузливо выговорил молодой человек. — Я читал ваше сочинение, и с тех пор мне желалось… мне мечталось… Я очень желал иметь честь вас видеть… Имя Заквашина для меня стало теперь…
Базанов запнулся и не знал что сказать, настолько угрюмо глядел на него автор боготворимой им книги.
— Изволите видеть, теперь мне, собственно, не время. Да вот и сами видите, тут вон…
Он показал рукой на мокрый пол.
— Прямо со двора! След лягет! — произнес вдруг голос за спиной Базанова.
— Молчи, дура! — не громко, но резко выговорил Заквашин. — Я очень рад, — прибавил он молодому человеку, хотя интонация голоса ясно говорила: «провались ты в преисподнюю!» — Еслибы вы в иное время… Не знаю когда… Я очень занят. Да вы извините. — Что, собственно, вам угодно?
Базанов почему-то совершенно смутился. И вдруг ему показалось, что он ошибся, что произошло какое-то недоразумение. Он готов был спросить у стоящего пред ним, он ли Иван Кондратьич Заквашин, и не ошибся ли он, Базанов, улицей или домом.
Но вместе с тем внутреннее чувство, или воображение говорило ему, что он не адресом ошибся. Он ошибся: не только улицей, а может-быть даже и городом, а может-быть даже ошибся и страной. Автор книги живет в каком-то огромном красивом городе, на великолепной улице, в раззолоченном дворце. Да и сам он высокий, красивый, статный, с каким-то сиянием вокруг головы… Вот точь-в-точь как пишут лики святых. А вот тут стоит, среди мокрого пола, около грязного ведра с помоями, какой-то заморыш, который гнусит… И этот человек лицом своим, голосом, глазами, мигающими из-за очков, будто говорит ему, Базанову:
«Черт тебя подери, нахала! Лезет, сам не знает зачем!»
Мысли эти, конечно, молнией промелькнули в голове Базанова, но тем не менее Заквашин успел повторит свой вопрос:
— Что, собственно, желали бы вы, молодой человек?
— Я желал бы иметь счастье побеседовать с вами… Я был на словесном факультете Харьковского университета, но моим любимым занятием была всегда философия, моим любимым учителем — Шопенгауэр. — Базанов опустил глаза на ведро с помоями и прибавил конфузясь от взгляда хозяина: — Поэтому… я право… С таким наслаждением я прочел ваш бессмертный труд, что страстно пожелал видеть вас. Простите, если обеспокоил…
Заквашин ничего не ответил, просопел, потом выговорил мягче:
— Ну, что же? Заходите после завтра что ли. Часов в девять, что ли…
— Вечера? — произнес Базанов с внутреннею радостью.
— Нет… Что вы! Как вечера! Вечером у меня гости. Поутру в девять. Только пожалуйста не позже. В десять часов у меня дело…
— Слушаюсь! — выговорил Базанов.
И в этом одном слове сказалась какая-то горечь, подступившая к горлу. Так как Заквашин стоял молча, то оставалось только поклониться.
Молодой человек низко поклонился. Заквашин не протянул руки, а кивнул головой. Когда Базанов затворял за собой дверь передней на лестницу, то услыхал слова:
— Ты! Чумазая! Следы-то протри!
V
Базанов вернулся в нумер гостиницы, где он остановился, в самом странном состоянии духа. Он не мог сам себе объяснить, что с ним творилось, и только понемногу выяснил себе то, что следовало.
«Я действую и мыслю точно мальчишка, решил он. — Почему я ожидал нечто совершенно иное — совершенно непонятно… Как будто в самом деле талантливые люди и даже гениальные должны быть какими-то херувимами и жить в волшебных чертогах. Понятное дело, что он отнесся ко мне сдержанно… Нельзя же кидаться в объятия всякому первому встречному!.. Быть может к нему каждый день ходят разные люди знакомиться да глядеть на него… Всякому надоест… Не любим же мы, когда толпа лезет к нам на свадьбу или на похороны — дураками обзываешь… Приятно ли было мне, когда, по приезде к матери, я не мог к окошку подойти… Все соседки по переулку останавливались и глазели на меня, разиня рот: „Пелагеи Степановны сыночек приехал!“ говорила мне всякая рожа».
Целый день однако провел Базанов в досадном настроении духа. Несмотря на все его объяснения самому себе, все-таки в душе чувствовался какой-то разлад. Ему казалось, что если он когда-нибудь в годы Заквашина, т. е. лет под шестьдесят, напишет такую же книгу и к нему явятся молодые люди, чтоб иметь наслаждение познакомиться с ним, то он примет их иначе.