Четвертое сословие - страница 36

стр.

— Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя? — пробормотал Любжи.

Когда Мари закончила его кормить, два цыгана осторожно подняли Любжи и положили на повозку, и маленький караван продолжил свой путь в саму чащу леса. Они шли вперед и вперед, обходя стороной деревни и не пользуясь дорогами, стараясь уйти подальше от места стрельбы. День за днем Мари ухаживала за Любжи, пока он наконец не встал на ноги. Она радовалась тому, как он быстро освоил их язык. Он долго учил одну фразу, которую хотел ей сказать. Когда тем вечером она пришла, чтобы покормить его, он бегло произнес по-цыгански, что она самая красивая женщина, которую ему доводилось видеть. Девушка вспыхнула и убежала и вернулась только к завтраку.

Благодаря неустанной заботе Мари Любжи быстро шел на поправку и вскоре по вечерам уже мог сидеть со своими спасителями у костра. Дни превращались в недели, и костюм снова стал ему впору. Ему даже пришлось расставить ремень на брюках.

Однажды вечером, вернувшись вместе с Руди с охоты, Любжи сказал своему новому другу, что скоро ему придется их оставить.

— Я должен добраться до какого-нибудь порта и как можно дальше уехать от немцев, — пояснял он, когда все сидели у костра и ели кролика. Руди кивнул. Никто не заметил, как глаза Мари наполнились печалью.

Той ночью Мари ждала Любжи в его кибитке. Он забрался внутрь и попытался объяснить ей, что его рана почти затянулась, и теперь он может раздеться без ее помощи. Она улыбнулась и стянула рубашку с его плеча, сняла повязки и прочистила рану. Заглянув в свою холщовую сумку, она нахмурилась, немного помешкала и стала отрывать от подола своего платья тонкие полоски ткани, которыми перевязала его плечо.

Любжи не сводил глаз с длинных смуглых ног Мари. Ее пальцы неторопливо прошлись по его груди и спустились к поясу брюк. Она улыбнулась и начала расстегивать пуговицы. Он положил холодную руку на ее бедро и густо покраснел, когда она подняла платье, показывая, что под ним ничего нет.

Мари терпеливо ждала, когда его рука начнет действовать, но он был не в силах пошевелиться. Тогда она наклонилась и стянула с него брюки, потом забралась сверху и осторожно опустилась на него. Он лежал неподвижно, словно сраженный пулей, а она, запрокинув голову, начала медленно двигаться вверх и вниз. Потом взяла его другую руку и просунула себе под платье, вздрогнув, когда он коснулся ее теплой груди. Рука так и осталась лежать на груди, он по-прежнему не шевелился, хотя она двигалась все быстрее и быстрее. Внезапно ему захотелось кричать, тогда он быстро притянул ее к себе и грубо поцеловал в губы. Через несколько секунд он без сил откинулся и стал переживать, что сделал ей больно, пока она не открыла глаза, и он увидел выражение ее лица. Положив голову ему на плечо, она свернулась калачиком и крепко заснула.

Любжи лежал с открытыми глазами, думая, что мог умереть, так никогда и не испытав этого удовольствия. Через несколько часов он ее разбудил. Теперь он не лежал без движения, его руки исследовали ее тело, и на этот раз ему понравилось еще больше. Потом они оба уснули.

Когда на следующий день караван тронулся дальше, Руди сказал Любжи, что ночью они перешли еще одну границу и теперь находятся в Югославии.

— А как называются те холмы, покрытые снегом? — спросил Любжи.

— Издалека они, может, и похожи на холмы, — сказал Руди, — но на самом деле, это коварные Динарские горы. Моим кибиткам их не преодолеть. — Он немного помолчал и добавил: — А решительный человек мог бы попробовать.

Они шли еще три дня, ненадолго останавливаясь ночью, обходя стороной города и деревни, и наконец оказались у подножия горы.

Той ночью Любжи не спал, лежа в обнимку с Мари. Он думал о своей новой жизни и счастье, которое познал за последние несколько недель. Его одолевали сомнения — действительно ли он хочет уйти из отряда и снова остаться в одиночестве. Но если он хочет избежать смерти от рук нацистов, решил он, он должен как-то перебраться через горы к побережью, найти судно и уехать как можно дальше отсюда. Утром он оделся, пока Мари еще спала. После завтрака он обошел лагерь, пожимая руки и прощаясь со своими соотечественниками. Потом обнялся с Руди.