Четыре дня Маарьи - страница 5
- Смотри, Маарья, я зашморила тебе курочку в дорогу! — любезно сообщила тетя.
Силы небесные! Хорошо, что курочку, а не индейку. Только как же я буду лопать эту курицу в автобусе на глазах у всех? И в чем она намерена дать ее мне? В гусятнице, что ли?
- Нечего хмуриться, в дороге всегда есть хочется. В свое время я непременно брала с собой в дорогу две-три курицы. Птицу в пути есть удобно: не требуется ни тарелки, ни вилки, ни ножа… Обернешь вот так, поплотнее, салфеткой…
Обхватив бумажной салфеткой курицу, от которой шел пар, тетя выудила ее из гусятницы и принялась демонстрировать, как едят в поездке. "Хорошо бы она так увлеклась, чтобы от курицы ничего не осталось", — с надеждой подумала я. Но не тут-то было — несчастная курица уже шлепнулась на стол, завернутая в фольгу. "Она будет шуршать на весь автобус! — подумала я безутешно. — Двадцать писателей будут, вытягивая шеи, глядеть, как я, сидя между Аэт и Стийной, достаю курицу из серебряной бумаги". Но сразу же нашлось утешение: весь куриный род должен будет гордиться тем, что одну его представительницу похоронят в серебристом саване в саду писателя Парреста — отца Аэт. "Покойся с миром и с вилкой в брюхе!" — как шутили в старину.
"Странно, — подумала я, — сейчас мне вдруг стало совершенно все равно, что делает Мярт". Словно и не было никогда вальсов на школьных вечерах, прогулок по Старому городу и двух сверхсекретных вечеров в кафе! Значит, это было не то! Сухарь (так называет Мярта Май-Лийз из нашего класса) всегда казался мне слишком положительным (рядом с ним я чувствовала себя жутко легкомысленной и наивной), но стоило ему лишь разок изменить тон, стоило мне лишь на миг показать, что я в чем-то умнее его, — сразу же пришел всему конец!
В ванной я фантазировала о тех временах, когда Мярт уже будет врачом, а я его пациенткой. Он мог бы выучиться на зубного врача. Доктора изумляются, что у меня до сих пор нет ни одного запломбированного зуба. Как у животного! Даже неловко становится! Ну да, Мярт-стоматолог развел бы руками и сказал бы: "К сожалению, все зубы у вас по-прежнему здоровы!" На это я бы сердечно улыбнулась ему, а он вздохнул бы и прошептал: "Маа-аа-рья!" Я дружелюбно протянула бы ему правую руку, на которой сверкало бы обручальное кольцо и сказала бы: "Прощай, Мярт! Ты стал тем, кем хотел стать! А мне пора — мои дети ждут меня!"
Кто-то постучал в дверь ванной. Мучение, эта коммунальная квартира. Соседи как будильники!
Когда я вернулась в комнату, танте Мария имела честь сообщить мне, что пока я «плескалась» в ванной, она упаковала мой чемодан. Чемодан!
- Сумадани, — объясняла тетушка, — аккуратненько в сехолле, и… Мало ли чего в поездке не случается.
Ох, эта тетя Мария! Нет чтобы сказать нормально по-эстонски "кохвер" и "кате" или "пеалис", она не преминула показать образованность и употребила вместо эстонских слов иностранные. Но тетушке не даются шипящие «ж», «ч», «ш», «щ», которых нет в эстонском языке, вот и приходится произносить все через «с». Впрочем, ведь и я называю ее «танте» — на немецкий лад. Правда, это слово нередко встречается и в разговоре, и в литературе, оно применяется именно к людям с претензиями на особенную воспитанность и образованность — вроде моей тетушки…
- Ничего в поездке не случится, — ответила я сухо. — Ну зачем мне чемодан? Может, нам придется возвращаться пешком, и…
Я тут же пожалела, что придумала такую причину, но исправить уже ничего нельзя было.
- Пешком? Из Риги?
- А что такого? — попыталась я обернуть все в шутку. — Кристьян Яак[2] ведь ходил пешком из Тарту в Ригу.
- Что? Он теперь тоже едет с вами?
Ох, силы небесные! Но одно доброе слово может победить и целую армию…
- Да он же умер! В прошлом веке. Кристьян Яак Петерсон.
Тетя успокоилась и продолжала хлопотать над чемоданом.
- Наверняка опять быть какому-нибудь несчастью, вспомните мои слова, если детей рассылают по земле во все стороны. Все эти народные дружины и подобные вещи — сплошная юдоль печали… — ворчала она.
О чем бы ни шла речь, тетя всегда выводит на народную дружину — так она называет ученическую дружину, строительную дружину старшеклассников и вообще все летние лагеря молодежи. Когда я ранней весной объявила, что записалась в ученическую дружину, тетя натравила на меня всех родственников, послала матери в деревню отчаянное письмо: "…Неужели ты, Т