Четыре самозванца - страница 7

стр.



— Прошу в гондолу! — сказал Жук. Мы уселись на кожаные подушки. Гондола выплыла из-под арки, и лишь тогда я заметил, что чугунных ворот с львиными мордами больше нет. Исчез и киоск «Мороженое». Впрочем, скоро я его обнаружил: он плавал между Замком и берегом, как полузатонувший корабль.

— Песню, гондольеро! Мою любимую! — весело распорядился Жук. И черноволосый крепыш, разогнав лодку, грянул:

От Севильи до Гренады
Раздаются серенады,
И ликует весь народ:
Жук с компанией плывет!

— Браво! — захлопала крепышу Кураго и послала ему испанскую улыбку.

На берегу нас действительно ждал народ: симпатичные студенты и культурные пенсионеры, всего человек сто. Когда мы вышли из гондолы, они дружно подняли руки, но вместо приветствия стали выкрикивать: «По-зор! По-зор!»

Хулиганы какие-то. А может, ненормальные. Я отвернулся и быстро зашагал к автомобилю.

Машина была новой марки. Я хотел расспросить про нее шофера, но на перекрестке мы попали в ужасную пробку. Со всех сторон рычало и гудело автомобильное стадо. Ого, сколько машин в нашем Блинове!

— Все улицы перекопаны, вот и пробка, — проворчал шофер. — Разве это езда, елки-моталки?!

Пришлось нам выйти и добираться пешком.

— Ничего, — подбадривал Жук, — скоро будем плавать в гондолах!..

Мы шли гуськом по деревянным мосткам через широкие канавы.

— Какой идиот их вырыл посреди улиц? — спросил я с раздражением.

Жук захихикал:

— Юмор у вас, Роман Алексеич, — высший класс!

А секретарь Анна напомнила мне противным голосом:

— Вы же, извиняюсь, и вырыли…

Моя память, взбаламученная скачком во времени, быстро приходила в норму. Я легко узнал свою двенадцатиэтажную резиденцию. Над входом на гранитной стене сверкали стальные буквы:

ППО «ЗЕМВОДПОВОРОТ».

А выше висел бледно-голубой транспарант:

ПРЕВРАТИМ НАШ БЛИНОВ В ВЕНЕЦИЮ!

Давно висел. Успел полинять. Но снять его — значит сдаться. Не бывать этому!..

Я уже взялся за ручку двери, когда из-за угла вывалила толпа — те самые юнцы и старики-горлохваты, которые хулиганили на берегу. Очкастый заводила поднес ко рту мегафон и оглушительно проорал: «ПОЗОР ГУБИТЕЛЯМ РОДНОГО ГОРОДА И ПРИРОДЫ!»

— Никого не пускать! — приказал я вахтерам и уверенной спортивной походкой поднялся по ковровым ступеням в конференц-зал.

«Докукарекаемся, братцы!»

Меня зовут Юрий Лещенко, можно просто Юра. Я корреспондент блиновской молодежной газеты. Раньше я был внештатным сотрудником уголовного розыска, работал с самим Колотыркиным (его потом в столицу перевели) и писал в основном о милиции. Но теперь у меня другая тема. Втянула — и не отпускает.

Началось с того, что в нашу газету назначили нового редактора. Он вызвал меня и с ходу спросил:

— Что вас волнует как журналиста?

Я ответил:

— В Замке из музея исчез клад старинных монет. Милиция ведет расследование.

— Исчез клад, — задумчиво повторил редактор. — Жаль, конечно. А если весь Замок исчезнет, что тогда?

Я улыбнулся.

— Это не шуточки, — строго сказал редактор. — Найдите Лузгина, побеседуйте с ним и сделайте острый материал о БЭПе.

БЭП значит «Блиновский Эпохальный Проект». Местные газеты писали о нем так много, что длинное название пришлось сократить. За счет этого высвободилось место для дополнительных восторженных слов типа «грандиозно!» и невиданно!».

Суть БЭПа была проста: повернуть вспять речку Нетихую. Тысячу лет она вытекала из озера Подвального, а теперь должна втекать.

Блиновцы насчет проекта разное говорили. Многие жалели, что затопит пляж и негде будет загорать. Но Свистунов, директор «Земводповорота», назвал это шкурными интересами, которые противоречат благородному делу покорения природы.

В одно прекрасное утро на берегах Нетихой появились бульдозеры с экскаваторами и распугали рыбаков. Наша газета откликнулась на это статьей «СДАВАЙСЯ, НЕТИХАЯ!» А наутро в редакцию пришел Степан Лузгин, экскаваторщик, и принес школьную тетрадку с расчетами.

— Доиграемся, братцы! — сказал Степан. — Наш Замок-то потихоньку водой накроется!

Старый редактор передал эту тетрадь Свистунову: мол, мы тут ничего не поймем, так что скажите, уважаемый Роман Алексеевич, ваше слово. А Свистунов, не глядя, швырнул тетрадь в урну: