Четыре жизни ивы - страница 24

стр.

Чтобы не столкнуться с Батюшкой, я вошла через дверь для слуг. Они дремали, устроившись на ступенях лестницы, я поняла, что мой родитель ещё отдыхает. Я прошла через маленькую гостиную, зал каллиграфии, миновала спальню и проскользнула в библиотеку, чтобы оттуда пробраться в комнату к Матушке. Резной стеллаж с книгами разделял помещение для чтения и шкафы с фолиантами. Полукруглая дверь была занавешена кисеёй.

Неожиданно я услышала лёгкое покашливание, осторожно убрала несколько книг с полки и увидела спину отца.

Он что-то писал.

Я собиралась бесшумно ускользнуть, но тут в покои ворвалась разъярённая третья наложница.

— Господин! — закричала она. — Вас обманывают, господин! Эта жирная сука, первая наложница, обесчестила вас!

Отец поднял голову.

— Я хотела навестить её, ветер отогнул полог, и там был Чунь И — в объятиях этой недостойной твари!

Отец отбросил кисть и вскочил. Перепуганная женщина отпрянула в сторону, но продолжила:

— Накажите её, хозяин! — завывала она со слезами на глазах. — Чунь И был в ужасе, хотел уйти, но мерзавка не пускала его, обнимала, шептала непристойности… Господин, нужно её высечь, вздёрнуть…

Стул отца с грохотом опрокинулся на пол. На шум прибежали слуги, и отец послал их за первой наложницей. Через несколько минут они вернулись и сообщили, что женщину мучит удушье и она не может встать с постели.

Отец сорвал со стены саблю деда, отшвырнул доносчицу, которая делала вид, будто хочет его удержать, и бросился к двери. В этот момент в комнату вошла Матушка с вышитой шалью в руках. Отец оттолкнул её с криком, что никто его не остановит. Матушка растерялась и принялась допрашивать слуг, но никто не мог ничего ей толком объяснить. Мой отец был уже за дверью, Матушка догнала его и попыталась отобрать саблю. Он ударил её по лицу.

— Сегодня, — сказал он, смеясь, как одержимый, — я перережу нить, привязывающую меня к этому замшелому миру.

Злобная гримаса исказила его лицо.

— Не будет ни наследника, ни вырождения. И я умру со спокойной совестью.

Матушка снова кинулась на него, повалила, схватила за ноги и крикнула слугам, чтобы отняли у хозяина оружие. Он грозился убить всех, кто посмеет его тронуть, и поранил остриём сабли одного из лакеев.

Я развернулась и пустилась прочь так быстро, как позволяли мои перевязанные ноги. Миновала свою комнату и вбежала к брату. Он лежал, закинув руки за голову, и задумчиво глядел в потолок.

Он улыбнулся и спросил о причине моих слёз.

— Что ещё я натворил? — легкомысленным тоном спросил Чунь И. — Наставник заболел, и я остался дома.

— Ему всё известно, как и мне! — со злым смехом отвечала я. — Можешь ничего не объяснять. В эту минуту наш отец держит в руке острую саблю, а Матушка пытается его остановить.

Чунь И изменился в лице и сел на постели. В этот момент появился запыхавшийся слуга и стал умолять его спрятаться.

Брат испугался.

— Что мне делать, сестрица? — растерянно спросил он. — Что же мне теперь делать?

— Подставить шею и заплатить за дерзость.

Из сада донёсся ужасный шум. Мы оба вздрогнули, переглянулись, и я бросила Чунь И туго набитый кошелёк.

— Здесь мои драгоценности и золото, что я получила в подарок. Беги, спасайся, не медли.

Лицо брата выражало растерянность и досаду. Он никогда не думал о расставании с семьёй. Трусость Чунь И возмутила меня.

— Чтобы проложить себе дорогу в жизни, мужчина должен быть один. Чего ты ждёшь, бездельничая день и ночь под крышей отцовского дома? Хочешь стать курильщиком опиума? Беги отсюда. Твоё будущее — там, в большом мире!

Я протянула руку и рывком поставила Чунь И на ноги.

Мой онемевший от ужаса брат взял немного одежды, деньги и украшения, я помогла ему собрать узелок, и он повесил его за спину. Конюший оседлал коня, служанка, которую я послала на кухню, принесла припасы и фляги с водой. Брат сел в седло, и я приказала открыть ворота. Он огляделся вокруг, всё ещё не решаясь отправиться в путь.

Крик во внутренних покоях вывел его из оцепенения. Лошадь фыркала, нетерпеливо била копытом. Чунь И обернулся.

— Куда мне ехать? — спросил он.

— В Пекин, в столицу!

— Когда я смогу вернуться?