Чикаго - страница 10

Такой запутанный клубок причин раз за разом расстраивал многочисленные попытки Тарика посватать девушку. Сватовство всегда заканчивалось неприятностями. Последний раз два года назад, незадолго до отъезда на учебу, он отправился с матерью сватать дочку отставного генерала. Начиналось все чудесно. Подали прохладительные напитки и сладости, состоялся обмен любезностями. Невесту звали Раша и она была выпускницей испанского отделения факультета лингвистики. Девушка оказалась красавицей — длинные мягкие черные волосы, очаровательная улыбка, открывающая ровные белые зубы, привлекательные ямочки, полное, мягкое, подвижное тело, от которого исходили волнующие токи. В какой-то момент Тарик потерял над собой контроль, представив, как овладеет этим телом и сделает с ним все, что захочет. Но, как всегда, восторг перерос у него в припадок агрессии, с которой он вначале пытался справиться, но не выдержал, сдался, и его понесло. Отец невесты, как это бывает в таких случаях, говорил о своей дочери с любовью и восхищением. Не без гордости он заявил:

— Раша — наша единственная дочка. Мы сделали все, чтобы она получила хорошее воспитание, хвала Аллаху. С детского сада до средних классов она училась в специализированных языковых школах.

Тарик уставился на него своими глазами навыкате и спросил с презрительной улыбкой:

— Простите, уважаемый… В какой именно школе училась барышня?

Генерал не мог сразу ответить на такой неожиданный вопрос. Улыбнувшись, он ответил все еще доброжелательно:

— Школа «Амун».

Тарик почувствовал себя так, будто он стоит перед баскетбольной корзиной и с силой забивает в нее мяч. С едва заметной улыбкой, которую неумело пытался скрыть, чтобы произвести еще больший эффект, он сказал:

— Прошу прощения, господин генерал… Школа «Амун» никогда не была лингвистической. Это естественнонаучная школа. Простая государственная школа, с символической платой.

Лицо генерала выразило недоумение, которое тут же обернулось раздражением. Он начал горячо спорить с Тариком о разнице между гуманитарными и естественнонаучными школами. Мать Тарика пыталась вставить слово, чтобы успокоить их, подавала сыну знаки и бровями, и губами, чтобы тот замолчал. Но злость его уже вырвалась наружу, и не в его власти было остановиться. Каждое слово отца невесты было подвергнуто критике. Тарик решил нанести ему жестокий удар, похлопав по плечу и сказав со вздохом, как будто уже устал оспаривать очевидные истины:

— Совсем почтением к Вам… Вы говорите неправду. Между школой «Амун» и лингвистической школой разница огромная. Лингвистические школы в Египте наперечет и всем известны. Кого попало туда не принимают.

— Что вы имеете в виду? — лицо генерала побагровело.

Тарик немного выждал, прежде чем уничтожить его:

— Я имею в виду именно то, что сказал.

Какое-то время стояла тишина, пока генерал прилагал неимоверные усилия (было слышно, как он задыхается), чтобы подавить приступ гнева. Наконец он повернулся к матери Тарика, сидевшей слева от него, и недвусмысленно объявил, что визит окончен и вопрос сватовства закрыт:

— Вы оказали нам честь, уважаемая.

Обратная дорога показалась Тарику длиннее.

В такси они с матерью тяжело молчали. На сватовство она надела самую нарядную одежду — длинный темный костюм и хиджаб в тон, расшитый блестками и бисером. Она надеялась найти Тарику невесту до его отъезда на учебу, но каждый раз сын расстраивал помолвку, и она уже отчаялась наставить его на путь истинный. Мать всегда говорила ему, что он уважаемый и завидный жених, о котором мечтает любая девушка. Однако своим провоцирующим поведением он оставлял у людей впечатление агрессивного, неадекватного грубияна, за которого страшно было отдать дочь.

Как будто почувствовав, о чем думает мать, Тарик вдруг сказал:

— Смотри, мам, какие лживые люди, говорят, что «Амун» — лингвистическая школа.

Она пристально посмотрела на него, затем негромко, с мягким упреком сказала:

— Не стоило, дорогой. Человек хотел похвалиться своей дочерью. Это так естественно.

Тарик резко перебил ее:

— Может хвастаться сколько угодно, но зачем нам врать? Он держал нас за отсталых, когда говорил, что «Амун» — лингвистическая школа. Разве такое можно позволять?!