Чинуша на груше - страница 2

стр.


Между их магазинчиком и прачечной посреди улицы росла роскошная груша. Никто не знал, что это за сорт. Тем не менее груши на ней росли вкусные-превкусные. Вокруг темных ветвей весной вставало облако пахучих белых цветов. А осенью ветви сгибались под тяжестью плодов. Все жители улицы любили свое красивое дерево.

При малейшей возможности Бедда выносила плетеное кресло под раскидистую крону грушевого дерева. Сидела она там с какой-нибудь работой и наблюдала за тем, что происходило вокруг. Ей было очень хорошо в тени груши. Кроме того, она мечтала о вкусном компоте, который наварит, когда придет время. И только если Аманда Лундин высовывалась из дома напротив и громко звала своего сына, Бедде становилось не по себе.

Она, конечно, и сейчас видела, как Линус вынырнул из-за угла, а когда раздались три громких гудка, вздрогнула и уколола иголкой палец. Она видела, как мальчик бросился в лавку фрёкен Миниатюр. Видела, как немного спустя он выскочил обратно, схватил оставшиеся газеты и побежал с ними в табачный магазин[1].

Бедда усмехнулась. Все жители улицы знали, что Кноппинги из табачного магазина и фрёкен Миниатюр не были лучшими друзьями. Бедда сразу поняла, что Линус забежал к Минне, чтобы той не пришлось самой идти к табачнику покупать газету. Кноппинги ясно давали понять, что они считают себя выше всех остальных, и это раздражало Минну, которая жила здесь дольше других. А когда Кноппинги тоже стали торговать сладостями, переманивая ее покупателей, это было последней каплей. Теперь они едва здоровались.


В дверях стекольной мастерской напротив дома Кноппингов стоял Флориан Баретт — пожилой, худощавый мужчина. У него были пушистые серебристо-белые волосы. Бедда видела, как он подозвал Линуса, видела, с каким оживлением они говорили. Но, к сожалению, ничего не могла расслышать, хотя и очень старалась. Расставшись наконец с Бареттом, Линус медленно повел свой велосипед вдоль улицы. Трещотка негромко потрескивала, а Линус тихонько насвистывал. Увидев кругленькую фрёкен Сирень, он вежливо поздоровался.

— Скажи, что тебе рассказал господин Баретт? — спросила Бедда, сгорая от любопытства.

Линус охотно остановился. Домой он не очень торопился. Там его всегда ожидала масса обязанностей. Он совсем не помнил своего папу. Иногда пытался вспомнить, видел ли он вообще его когда-нибудь. Аманде Лундин пришлось самой зарабатывать на хлеб, самой воспитывать сына. А теперь она считала, что Линус уже стал достаточно взрослым, чтобы взять часть работы на себя.

— К Баретту скоро приедут, — сказал Линус. — Приедет девочка, какая-то его родственница. Она будет у него жить. У нее вроде никого больше нет. «Одна моя юная родственница», сказал Баретт.

— Правда? — Бедда так и засияла. — Я должна сейчас же рассказать об этом!

Она быстро поднялась и заспешила к сестре.

Линус остался стоять в раздумье. Жаль, что приезжает девочка, а не мальчик. У Линуса сейчас, летом, совсем не было товарищей. Все исчезли, уехали из города. Конечно, и с девчонками можно дружить. Дядя Флориан сказал, что она, по его мнению, того же возраста, что и Линус. А вдруг она хорошенькая? Может, и с девочкой не так уж плохо? Они смогут вместе кататься, плавать!..

Его размышления прервал голос мамы:

— Иди есть! Обед готов!

Он облегченно вздохнул: голос мамы был добрее и спокойнее, чем обычно.

Многие отдавали стирать свое белье фру Лундин. Она не применяла модных сильных средств, которые разъедают белье и делают его неестественно белым. Выкатанные простыни становились такими прохладными, так чудесно пахли после того, как сохли на ветру, на солнце…


— Меня не проведешь! — говорила она. — Я стираю белье жидким мылом. А тот, кто хочет выбелить его чем-нибудь, что ж, пускай делает это без моей помощи!

Позади прачечной находился большой участок. Он тянулся через весь квартал. Там росли кусты сирени и жасмина, а на длинной куртине цвели красные розы. Когда-то вся окрестность улицы Мармеландер была одним большим садом, и до сих пор кое-где виднелись его остатки. Но на самой улице стояло только одно грушевое дерево.