Цхинвали в огне - страница 24
– Мне командировку отметить надо… – вздохнул майор и, помахав ладонью, отогнал от себя выпущенное капитаном облако сигаретного дыма. – Долго тут такие мероприятия тянутся?
– Кто ж его знает? – пожал плечами земляк. – Как масть ляжет.
Он глубоко затянулся, выпустил струю дыма (в этот раз в сторону), ткнул носком ботинка оставленный у ног портфель и вдруг просиял:
– Идея! Сейчас мы тебе командировочку отметим!
Капитан загасил окурок, осторожно поместил его в переполненную баночку и легко спрыгнул с подоконника. Полторы минуты спустя он вскрыл извлеченную из портфеля трёхлитровую банку с домашним коньяком и вложил в руки восхищённого его предусмотрительностью Сан Саныча выуженную оттуда же затянутую в выгоревший брезент армейскую фляжку.
– Подержи, брат, да смотри, чтобы руки не дрожали!
Закрыв банку с коньяком и приняв у земляка наполовину наполненную флягу, пояснил:
– Это – твои отметки "прибыл-убыл"! Готовь предписание! Я сейчас!
Завинтив горловину фляжки, капитан энергично потряс ею возле уха. Прислушавшись к раздавшимся звукам, удовлетворенно хмыкнул и решительно двинулся к двери зала заслушиваний. Зажав объект торга под мышкой, приоткрыл дверь, сложил руки рупором и уверенным голосом рявкнул:
– Начальника строевой части – на выход! Срочный пакет из Штаба округа!
В зале сначала всё замерло, затем зашевелилось, заёрзало, зашепталось… Военного человека всегда возбуждает сам факт того, что рядом, безо всяческого его участия, происходит нечто любопытное. Масса эмоций, и, при этом, никакого риска.
Упитанный лысеющий майор, начальник строевой части, выкатился из зала заслушиваний взъерошенным потным колобком.
– Кто? Что? Где пакет? – окинул он коридор потерянным взглядом и нахмурился.
Успевший вернуться к дверям строевой части десантник доброжелательно оскалился и, словно пастушьим колокольчиком, призывно помахал многозначительно булькающей фляжкой.
Строевик сразу же успокоился, взгляд его прояснился и приобрёл осмысленное выражение.
– Командировку надо отметить? – блеснул он неожиданной прозорливостью.
Сан Саныч кивнул, а капитан мотнул подбородком, по-гусарски щёлкнул каблуками и, упав на колено, нарочито-киношным жестом царского гонца вручил Колобку фляжку:
– Государь-надёжа, не вели казнить челом бьющих, а изволь пробу снять с напитка молодильного!!!
– Ручку можно не целовать! – язвительно заметил строевик и вынул из кармана внушительную связку ключей и металлических печатей.
Импровизированный ужин в расположении десантников был прост, но обилен. Разогретый в эмалированной кастрюльке шашлык на удивление хорошо лёг на дождавшийся своего часа домашний коньяк.
После тяжелого, насыщенного не самыми приятными событиями дня, спиртное действовало с основательностью и неотвратимостью кувалды, вырвавшейся из рук не рассчитавшего своих сил кузнеца. В головах подвыпивших земляков, словно проснувшийся дух Шаляпина, бродило гулкое эхо не сумевших найти выхода эмоций:
– Ты мне вот что скажи, – пытал майора размякший от выпитого капитан, – неужели все грузины такие отмороженные?
– Сам-то ты, Серёга, в такое веришь?
– Не верю, конечно! Но я даже среди афганских душманов настолько законченных идиотов не встречал!!!
– Успокойся! Таких сюда специально отбирали – вполне осмысленная акция по выдавливанию прорусски настроенного населения. И методы соответствующие: устрашение, создание неприемлемых для жизни условий, физическое уничтожение. В Грузии меняется государственное устройство, и новая власть, вполне естественным порядком, избавляется от тех, кто неизбежно окажется в активной оппозиции.
– Саня!!! Но ведь это – фашизм! Гамсахурдиа ведет себя как новоявленный фюрер! Я его интервью читал: он, совершенно не скрываясь, ставит задачи по "очищению нации"! Откуда он вообще такой взялся?
– Как, откуда? Из тюряги, естественно. Начал с изнасилования однокурсницы. Потом вспомнил, что родился в семье несостоявшегося нобелевского лауреата и перекрасился в диссидента. Теперь – без пяти минут президент "независимой Грузии".
– Чудны дела твои, Господи … – только и развёл руками десантник.