Числа и числительные - страница 16
Скрип-скрип, скрип-скрип — добежали почти до ворот. Перед ними — кусок соседнего забора и над ним вышка с таким же закутанным часовым.
— Стой, кто идет?
— Пошел нахуй!
— Я щас пойду, я вот щас стрельну, и мне отпуск будет!
— Я тебе так стрельну, дебил, мы снаружи идем, уродина!
И прошли.
Все. Сашка хлопнул по плечу и, согнувшись, тут же побежал на полусогнутых обратно, а Валерка скинул овчинные варежки, ткнул вилкой в розетку и сказал в ожившую телефонную трубку:
— Рядовой Спиряков пост принял.
— Смотри там, — ответила трубка голосом Павлова, и тут же связь отключилась.
Валерка неловко потыкал трубкой в край сумки, затолкал ее туда все-таки, напялил огромные овчинные рукавицы и медленно двинулся в обход своих владений.
И чего тут охранять? Полоса препятствий — на месте. Вагон — на месте. Блиндаж — на месте. Забор — на месте. Ну? Он за десять минут прошел всю вверенную территорию, повернул обратно и свернул к полосе препятствий. Там много стенок и не должно быть этого морозного ветерка.
Там он и придремал на пятнадцать минут, потом дошел до розетки, доложился, — и опять в свой угол.
Мороз уже начал пробиваться даже сквозь эту многослойную защиту.
И вот тут он услышал собачий лай. Вернее, даже не лай, а глухое такое гавкание:
— Вау, вау.
Пауза. И снова:
— Вау, вау…
И еще какой-то голос. И шаги.
Он выглянул из своего угла и увидел какого-то мужика с огромной черно-пегой собакой на поводке. Овчарка, широкая в груди, со слегка опущенным задом и присогнутыми задними ногами, тащила, взлаивая, своего хозяина по его, Валеркиной, часового, блин, тропе! И часовой вышел на тропу.
Собака остановилась и зарычала на помеху. Валерка медленно-медленно, по полступни, даже не покачиваясь, стал двигаться к ней, стараясь смотреть в глаза. Хотя, какой там смысл — смотреть в глаза? Кто бы его глаза увидел в узкой щели между шапкой и поднятым выше шапки воротником?
Овчарка припала на задние лапы и оскалила зубы, опасаясь непонятной огромной фигуры медленно приближающейся к ней.
«Фигня-а-а-а,»— думал Валерка. «Укусить — не укусит, раз столько одето, а зато могут раньше сменить». И все так же медленно двигался к нарушителям. И так же медленно придвигалась к ногам собаки его тень.
— Ты чё, дурак? Это ж служебная овчарка, она тебя порвет сейчас! — крикнул хозяин, нагибаясь к ошейнику.
Валерка молча продвинулся еще на метр, не ускоряясь и не замедляясь, продолжая мерно и медленно переставлять ноги.
— Ну, бля, держись…, — и карабин щелкнул, отпуская огромную псину на волю. — Фасссс!
Эта команда и последние шаги Валерки совпали. Он почти доставал уже до морды собаки. И тут она взвыла, крутнулась, пролетела боком по сугробу слева, оттолкнулась задними лапами и понеслась к воротам.
— Стой, дура! — за ней помчался, придерживая шапку, хозяин.
А еще через час Валерку сменили, и он — скрип-скрип-скрип-скрип — побежал рысцой в караулку.
— Стой, — кричал опять с вышки очередной урод. — Стой, бля, стрелять буду!
— Пошел нахуй! — пробегая, крикнул Валерка.
В караулке ждали горячий чайник и два часа сна.
До дембеля оставалось еще триста дней.
На миллион
— Шеф! Свободен? Дело на миллион рублей!
В приоткрытую дверцу старой «шохи» заглядывал растрепанный и слегка запыхавшийся молодой парень. Хотя, приглядевшись-то, не очень он и молодой. Просто есть такая природа людей, которые в детстве выглядят солидно и немного старше своего возраста, а чем старше становятся, тем моложе выглядит. Как будто настоящий возраст все время где-то около тридцати — тридцати пяти. А этому… Кузьмич оценивающе окинул его взглядом: пожалуй, даже за сорок. Не парень давно.
— Ну, садись, раз на миллион…
Кузьмич давно вышел а пенсию. У него льготная была — подземный стаж, горячий цех, «севера». Как только возраст подошел и стаж совпал — сразу и ушел с работы. Не сильно-то, кстати уговаривали его остаться. Есть такие люди, что вроде работают, работают, тянут свои обязанности, выполняют все чисто и аккуратно, так что не к чему прицепиться, а вот вздумай уйти — с радостью провожают. И не то чтобы склочный какой или там с начальством ругался, или вовсе — пьяница. Просто — не удерживают таких.