Чистильщик - страница 46

— Да что ты знаешь?! — воскликнул один из мужчин, в глазах его вспыхнул гнев, пальцы сжали ружье.

— Людей. Я знаю людей. Вам просто нужны были ее деньги, а то, что она устраивала развратные оргии, которые невозможно было терпеть, всего лишь удобный предлог, чтобы выставить себя не убийцами, а блюстителями нравственности и морали.

Наступила пауза. Мужчины некоторое время смотрели на Астера, некоторые в задних рядах перешептывались.

— И все же, староста, я не ожидал, что ты соберешь народ, чтобы убить Илиону и разграбить ее особняк под таким странным предлогом.

Брови Юдо дернулись, он глянул на Астера.

— Я собрал? Нет, ты ошибаешься. Идею покарать развратную Илиону, устраивающую в своем особняке богопротивные оргии, выдвинул не я.

В этот миг в глубине церкви раздался женский крик.

…Вурдалаки, есть ничто иное, как переродившиеся после смерти люди. Отвергнутые церковью, порочные при жизни, подло убитые и не похороненные по требуемым обычаям (отчего душа не может покинуть тело и томится жаждою мести переполненная), в кои мертвые тела попала монстра кровь. Теряют они всю память людскую, но только злобою лишь живут. Испытывают вечные холод и жажду, и чтобы хоть ослабить их, нужна теплая и свежая человеческая кровь. Убивая человека и выпивая кровь, вурдалак забирает и душу жертвы, становясь сильнее, а также подобное служит неким актом мести. «Коль моя душа не смогла покинуть тело и отправиться на тот свет, так и ваши души будут вечно привязаны к моей и не светит им иной участи, кроме как лишь быть рабами моей воли»…

Ашмуд Зорр. Бестиарий. Том 6.

Велестин всегда был слабым и потому в компании оказывался тем, кого использовали как грушу для битья и как объект бесконечных издевок. Один раз мальчик обратился за помощью к отцу, но тот лишь жестоко отругал его за то, что не может дать сдачи. Велестин и хотел бы, но каждый раз, когда пытался поднять руку на обидчика, словно силы покидали его, и, ни удара, ни даже какого-то на него намека не получалось. Отчаявшись в поисках помощи, однажды он пришел в храм. Там, пуская горькие слезы, он поведал на исповеди все, что творилось в душе.

— Это испытание, посланное тебе Богом, — сказал тогда священник. — Будь стойким, проходя его.

В этот миг у Велестина что-то щелкнуло в голове.

— Испытание? — прошептал он.

Теперь ему стало ясно. Это не издевки, а испытание его веры. Испытание его стойкости. Бог хочет узнать, способен ли Велестин выполнить то, что он ему уготовил. С этого момента он не хныкал, не плакал и не зажимался. Просто, когда вновь начинались издевки, он улыбался, и те, кто глумился над ним, только сильнее бесились от этого. Еще больше их бесило то, что Велестин каждый раз сплевывая кровь и улыбаясь, говорил, что они просто не ведают, что творят. И однажды издевки просто прекратились, потому что одно дело бить и надсмехаться над человеком, который захлебывается слезами и беспрестанно молит о пощаде, и наслаждаться чувством превосходства, а другое, когда что бы ты ни делал, тебе улыбаются в ответ и говорят, что прощают этот глупый поступок. С того дня он еще сильнее воодушевился, подумав, что испытание пройдено. Он, конечно, не знал, что его мучители просто нашли другую жертву, которая полностью отвечала их потребностям в насилии и доминировании. Велестин же думал, что исправил своим поведением мальчишек, что они устыдились и встали на путь истинный.

Тогда он окончательно связал жизнь со служением Богу. Он понял, что главная цель в его жизни — исправлять людей и направлять на путь истинный.

С этой верой Велестин закончил обучение и был назначен священником в один из городов. Там-то он и столкнулся с жестокой реальностью. Проработав пятнадцать лет, пытаясь увещевать людей, думая, что это новое испытание, по окончании которого удастся добиться исправления нечестивых, как это было в прошлом, он так ничего и не добился.

И больше всех его раздражала Илиона фон Край, устраивающая непотребства, выставляющая свою красоту напоказ. И это при живом то муже! Она часто приходила в церковь, высмеивала его, он же с улыбкой пытался наставить ее на путь истинный, но все было тщетно.