Чисто конкретное убийство - страница 5

стр.

— Это все из-за нее, — процедила обожательница сквозь зубы. — Все из-за нее…

— И сейчас, глядя на тебя, я жалею, что позволил ей уйти, — безжалостно отрезал жестокий возлюбленный. — И не смей больше ко мне приходить. Я тебя никогда не впущу.

Мгновение царила тишина. Потом котел бешенства взорвался.

В шелест монотонно накрапывающего дождика ворвался зловещий, страшный свист. Что-то вдруг описало в воздухе высокую дугу, пролетело через аллейку и глухо бумкнуло прямо в заросли старой пани Амелии. Что-то с глухим стуком тяжело свалилось в компостную яму, звякнули наточенные грабли, царапнула по бетонной стенке маленькая лопаточка. И снова воцарилась тишина.

На несколько минут мир неподвижно застыл под дождем, пока оставшийся на участке человек не опомнился.

Эхом отозвалось бешенство.

Работа закипела рационально, добросовестно, энергично и с достойным восхищения результатом. Завершив необходимые действия с впечатляющей скоростью, человек спокойным шагом покинул промокшие дачные участки.

И ни конь с копытом, ни рак с клешней не обратили на него внимание!

* * *

В сентябре две особы женского пола из большой семьи, поочередно возделывающей этот участок, вернулись из летних заграничных вояжей и сразу же, наутро по возвращении, оказались на участке, соскучившись по любимому садику.

— Твою дивизию, ну и бардак, — вырвалось у первой — сорокапятилетней Леокадии, слегка ошарашенной увиденным.

— Как ты выражаешься! — возмутилась ее сестра Паулина, старше Леокадии на два года. — Да что тут творится? Два месяца, похоже, просто конь не валялся!

— Два с половиной. Ничего не понимаю.

— А ведь Феликс должен был обо всем позаботиться! Где Феликс?

— А мне откуда знать? Это твой воздыхатель, а не мой.

Паулина рассерженно фыркнула.

— Он говорил, что уедет, но только во второй половине августа. Это что же, за две недели тут все так заросло?

— Соврал. Он сюда и носа не сунул. Плохо же ты его воспитала.

— Ой, ну и глупости же ты несешь! Вот сама бы за него взялась и воспитала!

— Мне хахали без надобности.

— И мне тоже… Ага, как же, без надобности! А тот кривоносый в Калифорнии, за которым ты бегала…

— Я за ним? Опомнись, дура замшелая, не я за ним, а он за мной!

— А ты его ну прямо отгоняла, да?

Сестры разругались так крепко, что в них вскипел весь запас адреналина. Выход ему нашелся в садовых работах, и боевой дух из сестер вышибло только часа через четыре, но прежнее очарование садик обрел почти наполовину и расцвел безукоризненным порядком. Утешением и допингом послужили инструменты, все в идеальном состоянии и острые как бритвы.

— По крайней мере он все почистил и наточил, — проворчала Леокадия, уже еле дыша, и уселась на раскладной стульчик.

Паулина еще сумела совершить героический подвиг: заварила чай и вынула бутерброды. Столиком послужила лавочка у беседки, которую наполовину удалось отвоевать у буйных плетей клематиса.

Обе сестры для своего возраста были женщинами роскошными, полными сил и жизнерадостности, но страдали избыточным весом, а потому им требовалось отдышаться. Теперь им было не до ссор.

— А тот профессионал, что он должен был сделать во-он с этим? — спросила Паулина, указывая кивком на бывшую компостную яму. — А то я забыла.

Леокадия взглянула на бывший компост, который, собственно говоря, уже стал не компостом, а жирной, хорошо упитанной землей.

— Что-то он плоховато все это просеял, — скривила она губы. — Небрежно как-то. И я тоже не помню, на чем мы порешили. Парник?

— Нет-нет, я вспомнила. Оранжереечка. Вот и стекла стоят. Это должна была быть крыша.

Леокадия, все так же кривясь, с омерзением смотрела на землю, стекла и все прочее.

— Но ведь ничего не собрано. Нет, оранжерею нам не потянуть, сделаем себе мини-парник и начнем сеять уже в феврале.

— Или дома сеять, а сюда в ямки пересаживать в марте. Стеклами прикрыть. Феликс же когда-нибудь да вернется!

— А он точно вернется, да? — злоехидно захихикала Леокадия.

Паулина почти обиделась:

— А почему это он не вернется?

— Да ведь ты его облаяла так, что даже нос побоится сюда сунуть…

— И вовсе не я его облаяла, а ты!

— Но ведь ты меня поддержала!