Чисто убийственный бриллиант - страница 24
Нити паучьего шелка украшали стропила всюду, за исключением недавно заделанной секции крыши, где свирепые зимние вьюги успели сдуть паутину и выбелить древесину до мертвенной бледности. Отводя взгляд от свежих половиц, что напоминали о двух незадачливых незнакомцах, начавших отсюда свой смертельный полет, Пандора направилась в самую пыльную, самую «чердачную» часть чердака. Она перелезала через сундуки, шаткие стопки старых книг, свернутые ковры и даже забытую волынку, пока наконец не добралась до древней кушетки под одним из окон. Потрепанная и выцветшая обивка успела нагреться в лучах утреннего солнца.
Не доставив Титусу удовольствия видом своих слез, теперь Пандора получила возможность дать волю чувствам. В уединении и тишине чердака она свернулась клубочком и зарыдала. Она оплакивала и себя, и своего потерянного брата, до которого было теперь как до Луны, хоть они и жили в одном доме. Сквозь слезы она вдруг разглядела ржавую птичью клетку, обитель давно усопшего австралийского попугайчика, и прислоненную к ней старую книжку с картинками. Обложка была истрепана и кем-то изжевана, позолота с букв давно осыпалась, но все же название еще можно было разобрать. Пандора усмотрела горькую иронию в том, что именно «Снежная королева» возникла из небытия после стольких лет забвения. Новая волна слез хлынула из глаз, когда в памяти всплыл сюжет сказки. О том, как брата и сестру разлучила злая Снежная королева, и о том, как брат был спасен из ледяного плена любящей сестрой. Герда и Кай, вспомнила Пандора, ей на минуту показалось, что она сидит в старой детской и слушает мамино чтение, несмотря на протесты Титуса. Помнится, в четыре года он носил штаны с помочами… и это воспоминание заставило ее улыбнуться сквозь слезы…
…синий джинсовый комбинезон на помочах… с большим ржавым пятном на нагруднике, оставшимся от сильного носового кровотечения… которое приключилось у Титуса после того, как ей пришлось столкнуть его с трехколесного велосипеда. Его несло тогда прямо в ров, и она хотела всего лишь остановить его… но он, конечно, решил, что она поступила так просто из вредности… В те годы у него вечно шла носом кровь. А детская тогда была в другой комнате, в голубой комнате с большими окнами на втором этаже. Красивая была комната, солнечная, теплая и надежная. Мама как-то даже сказала, что Титус там родился…
— А я тут тоже родилась? — спросила Пандора, заглядывая маме в лицо и ощущая неприятную сырость в подгузнике.
— Ты вообще не родилась, — фыркнул Титус, поднимая голову от планомерно разгрызаемого танка из конструктора Лего. Его пухлые пальчики были не в состоянии отделить скользкие маленькие кирпичики, необходимые для сооружения трактора. — Тебя сделали в госпитале, — авторитетно добавил он.
— Нет, не сделали! — заорала Пандора. — Не сделали, не сделали, не сделали!
Титус со всем презрением своих четырех лет повернулся спиной к этой непристойной истерике и впился зубами в одно особенно упрямое колесико.
— Пандора, дорогая, не надо…
— НЕ СДЕЛАЛИ, НЕ СДЕЛАЛИ, НЕ СДЕЛАЛИ ТАМ!
— Ну хватит, не кричи…
Колесико вдруг соскочило с оси и влетело Титусу в рот. Он ахнул и вместе с воздухом втянул маленький пластиковый диск, который тут же застрял у него в горле, перекрыв дыхательные пути. Его нос, привычно забитый соплями, тоже не пропускал воздух. Выкатив глаза, Титус мгновенно побагровел от натуги, не в силах вдохнуть.
— ПЛОХОЙ, ПЛОХОЙ ТИТУС! — заревела Пандора, соскользнула с колен синьоры Стрега-Борджиа, визжа, как баньши, и поползла туда, где спиной к остальным сидел тихо задыхающийся Титус.
— Пандора! Бога ради, успокойся. НЕТ! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!
Но Пандора уже подняла свои пухленькие кулачки и с силой обрушила их на спину брата. Со звуком пробки, вылетающей из бутылки шампанского, колесико выскочило из горла Титуса и пронеслось через всю детскую. Синьора Стрега-Борджиа вскочила на ноги как раз вовремя, чтобы подхватить сына. Тот медленно заваливался назад — с посиневшим лицом, но уже дыша полной грудью.
«Тогда Титус был на волосок от гибели», — подумала Пандора. Ей вспомнилось, сколько раз она спасала брата… Но теперь она интуитивно чувствовала, что Титус в гораздо большей опасности, чем когда бы то ни было прежде. В прошлом они часто ссорились, иногда безжалостно оскорбляя друг друга. В итоге каждый из них уползал в свою спальню зализывать раны… Но, подувшись друг на друга, они всегда находили спасительный путь к восстановлению отношений. На этот же раз все было иначе — гораздо более гадко, горько и долго… На этот раз, похоже, ни один из них не знал, как подступиться к наведению мостов через разделившую их пропасть.