ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский - страница 4
Старое юбилейное приложение я <…> как бы невзначай показал Корнею Ивановичу Чуковскому. С интересом, любопытством и волнением вглядывался он в портреты сотрудников, большинство которых знал и, конечно, помнил. «Вот этот, — писатель назвал фамилию бородача на снимке, — дал мне путевку в литературу. Напечатал первую мою статью в „Одесских новостях“»… Корней Иванович поцеловал лицо, изображенное на описке. «А этот был на моей свадьбе!» — воскликнул Чуковский.
По поводу многих, впоследствии ставших широко известными, Чуковский рассказывал такие устные новеллы, что его импровизации позавидовал бы даже мастер этого жанра Ираклий Андроников. В это время я сфотографировал Корнея Ивановича со старой газетой в руках.
Но вот на последней странице он увидел самого себя: молодого, черноволосого, темноусого. За минувшие полвека писатель совсем позабыл и о приложении, и о снимке, где он моложе на… пять десятилетий.
Чуковский попросил дать ему до вечера старую газету.
…Вечером мы застали его на веранде все с той же старой газетой. Корней Иванович выглядел грустным и необычно притихшим.
— Никого из них уже не осталось. Не с кем даже поделиться, — сказал он, протягивая чуть пожелтевшее приложение, где под своей фотографией сделал следующую надпись:
«Да, действительно, милый Поляновский, я был когда-то такой. К. Чуковский. 17 августа 1958».[22]
Мог ли кто-нибудь тогда предположить, что Чуковский целует портрет Жаботинского, для отвода глаз превращенного в «бородача». Остается только сожалеть, что сохранивший тайну этой встречи Поляновский не записал устных новелл, которые тогда рассказывал Корней Иванович. Единственным памятником этой встречи остался снимок Чуковского с газетой, взирающего на портрет Жаботинского.
Но вернемся к письмам к Марголиной. Основные вехи отношений Чуковского и Жаботинского обозначены в них очень верно, поражает точность даже в деталях — ведь писалось это спустя почти пятьдесят лет после последней встречи. Но Чуковского и Жаботинского связывали не только личные, но и литературные отношения, вот их-то мы и попытаемся восстановить, опираясь на тексты каждого из них, похороненные в периодике тех лет и обретающие новое звучание в контексте этих отношений.
О том, каким был тогда Жаботинский, написано его биографами и последователями немало. О своей юности Чуковский написал сам (повесть «Гимназия» (два издания) позднее получила заглавие «Серебряный герб», воспоминания о Борисе Житкове и др.). Но писалось все это в советское время, когда любая автобиография человека, успевшего хоть кем-то стать до революции, писалась не столько, чтобы что-нибудь рассказать о своей прежней жизни, сколько для того, чтобы скрыть «родимые пятна прошлого».
Прежде всего о том, когда состоялось первое знакомство наших героев. Уже после писем к Марголиной, 12 марта 1968 года Чуковский делает следующую запись в дневнике: «Сейчас вспомнил, что была в Одессе мадам Бухтеева (ее объявления можно найти в „Одесских новостях“). У нее было нечто вроде детского сада — и туда мама поместила меня, когда мне было лет 5–6. Там было еще 10–15 детей, не больше. Мы маршировали под музыку, рисовали картинки. Самым старшим среди нас был кучерявый, с негритянскими губами мальчишка, которого звали Володя Жаботинский. Вот когда я познакомился с будущим национальным героем Израиля — в 1888 или 1889 годах!!!»[23] Как установила Наталья Панасенко, детский сад Е. Бухтеевой в 1888–1989 годах находился по адресу Еврейская ул., 22 (здание не сохранилось).[24]
Самым тяжелым психологическим моментом биографии Чуковского являлось его происхождение: он был незаконнорожденным ребенком. Об обстоятельствах его появления на свет мы знаем очень мало, только недавно Наталья Панасенко опубликовала биографические сведения об отце Чуковского — Эммануиле Соломоновиче Левенсоне (1851-?), сыне одесского врача, потомственном почетном гражданине, в семье которого мать Чуковского — Корнейчукова Екатерина Осиповна (1856–1931) — жила в прислугах. Связь родителей была достаточно прочной, некоторое время их совместная жизнь продолжалась в Петербурге, где и появились на свет будущий критик Корней Чуковский