Чочара - страница 5

только и было, что разграбили какой-то склад интендантства на улице Гарибальди. Я пошла туда вместе со всеми и домой принесла большую головку сыру. Много там было всякого добра, и люди немало с собой унесли. Сосед привез к себе на тележке печь, которая стояла в кабинете управляющего.

В это лето мне много дел удалось провернуть. Люди всего боялись, делали запасы, и все им казалось, что мало. В погребах и в кладовых было больше продуктов, чем в магазинах. Помню, раз отнесла я окорок одной даме на виа Венето. Она жила в шикарном доме, дверь мне открыл лакей в ливрее, а я внесла свой фибровый чемодан, в котором лежал окорок. Навстречу мне в прихожую вышла дама, красивая, как Мадонна, вся увешанная драгоценностями, от нее пахло духами, а за ней шел ее муж, низенький такой толстячок. Дама так была признательна, что чуть меня не обняла, приговаривая: «Дорогая… дорогая моя, проходите вот сюда, пожалуйста, проходите». Я прошла за ней по коридору и, когда дама открыла дверь в кладовую, увидела горы всякого добра. Продуктов там было больше, чем в колбасной. В кладовой не было окон, только полки вдоль стен, а на полках в ряд уставлены большие, по кило, банки с сардинами в масле и разные вкусные заграничные консервы, большие пакеты с макаронами, мешки с мукой, фасолью, банки с вареньем. И не меньше десятка окороков и колбас. Я тогда сказала даме:

— Синьора, у вас здесь на десять лет припасено.

Но она мне ответила:

— Неизвестно, что еще будет.

Я повесила свой окорок рядом с другими, и ее муж тут же на месте мне заплатил, и когда он вынимал деньги из бумажника, руки у него так и тряслись от радости, и он то и дело повторял: «Помните, как только раздобудете что-нибудь хорошенькое, тотчас же несите к нам… Мы готовы заплатить на двадцать, даже на тридцать процентов дороже, чем другие…»

Словом, всем нужны были продукты, и люди без рассуждений выкладывали денежки; а сама я о запасах не думала, привыкла я к тому, что нет на свете ничего ценней денег, впрочем, ведь деньгами сыт не будешь, и когда настал голод — у меня у самой ничего не было. В лавке одни пустые полки — кроме нескольких пакетов макарон да сардин скверного качества, ничего не оставалось. Деньги у меня, правда, были, из осторожности я держала их дома, а не в банке: разговор шел, что правительство хочет закрыть банки, чтобы забрать у бедных людей сбережения, но деньги теперь никто не брал, не говоря уже о том, что мне тяжело было тратить на черном рынке денежки, которые я сама там заработала, — ведь цены теперь становились такие, что голова кругом шла. Тем временем в Рим вернулись немцы и фашисты. Однажды я проходила утром по площади Колонна и увидела черный фашистский флаг на дворце Муссолини. Всю площадь заполонили вооруженные до зубов чернорубашечники, а те, кто столько шума наделал в ночь на двадцать пятое июля, теперь присмирели и к стенам жались, словно мыши при появлении кота. Я сказала Розетте:

— Будем надеяться, что они скоро выиграют войну и мы перестанем голодать.

Сентябрь стоял на дворе, когда мне утром сказали, что на виа дель Вите выдают яйца. Я пошла туда и увидела два грузовика с яйцами. Но никто их не выдавал, а немец в трусах и рубашке, с автоматом на перевязи, следил за тем, как выгружают ящики. Люди собрались в круг и молча глядели, как идет выгрузка, но в глазах у них был нехороший голодный блеск. Немец, видать по всему, боялся, чтоб на него не набросились, он то и дело оборачивался, не выпуская из рук автомата, и все прыгал в сторону, как лягушка у пруда. Немец был молодой, жирный, белый, обгоревший на солнце, с ожогами на ногах и руках, как после дня, проведенного на море. Увидев, что яйца не выдают, люди стали ворчать, сначала потихоньку, а затем все громче и громче, покуда немец — за версту было видно, как он боялся, — не поднял автомат, навел его на толпу и гаркнул:

— Разойдись, разойдись, разойдись!

В то утро я ничего не ела и, совсем потеряв рассудок от голода, крикнула немцу:

— Ты нам дай яиц, и тогда мы уйдем.

Но он все повторял:

— Разойдись, разойдись! — и навел на меня автомат, а я, чтоб показать ему, что голодна, поднесла руку ко рту. Но на него это не подействовало, и вдруг он с силой ударил меня стволом прямо по животу, оттолкнув меня назад, и так мне сделал больно, что я в ярости закричала: