Что человеку надо - страница 31

Город спал. Маслины под луной казались серебряными. Из пасти дельфина струилась вода. На фасаде собора ангел сжимал каменную лютню. Раздался взрыв. Все выбежали из домов полураздетые. Одна бомба попала в церковь, и ангел бился среди огня. Люди бросились прочь из города, некоторые тащили одеяла, узлы, клетки с птицами.

Бомбардировщика улетели на заправку. Тишина, и снова грохот. Женщины прижимают к земле детей. Одна стала на колени, молится. Крикнул грудной младенец: мать цыкает: «тссс»! Третий залет, четвертый…

Потом рассвело, солнце быстро согрело землю. Андалузская весна — цветут дикие гиацинты, нарциссы; тысячи различных запахов; все горячее, пестрое, яркое. Носятся жаворонки. Согнувшись от страха, люди идут назад в город. Собор еще дымится: на земле ангел, у него черные обугленные руки. Перед домом туловище Гонсалеса без головы: одна нога босая — Гонсалес одевался. Из-под камней вытащили девочку: открыт рот; на лице синие пятна. Старик Карреро смотрит: вместо дома — мусор; у него помутился рассудок: он сел на кучу и запел. Соседки плачут.

Дня через два расчистили улицы. Аптекарь закрыл окна тюфяками. Начали работать на прядильне. Открылись лавочки. Цирюльник Рубио мылит щеки. В субботу, как всегда, приехали на базар крестьяне, привезли козий сыр, помидоры, чеснок. Днем город живет привычной жизнью: на солнце греются старики в широкополых шляпах, гуляют девушки, мальчишки продают лотерейные билеты. Но только зайдет за гору солнце, как улицы сразу пустеют: все уходят в поле. Теперь ночуют подальше от города — одна бомба упала возле кладбища и убила двух женщин. Поздно показывается ущербная луна. Город обычно бомбят незадолго до рассвета. Сильварио с утра жаловался: «Плохо мне, жжет внутри». Его все же увели — как оставить одного?.. Он дошел до мельницы и умер. Жена кривого Педро вчера родила в поле. Она кричала, а мать пришептывала:

— Не кричи — услышат.

Вчера город бомбили днем. Все с опаской поглядывают на небо — солнце не слаще луны.

— Летят!

Три бомбовоза, вокруг истребители. Вдруг выбегает Педро:

— Наши!

Люди, забыв страх, повысыпали на улицы. Десяток истребителей идет с севера навстречу фашистам. Бомбовозы описали полукруг и скрылись; они не скинули ни одной бомбы. А в небе бой. Один самолет падает, и город ревет от радости;

— Сбили!

Другой! Нет, этот упал, а потом поднялся. Над ним — наш. Или это не наш?.. Солдат говорил:

— Наш — курносый.

— Еще сбили!

— Чего радуешься — это наш…

Не понять, где наши, где враги: вертятся, кувыркаются; трескотня, гул; и вдруг никого, все пропали.

За горой нашли остатки двух «фиатов»; летчики погибли. Сбит один наш. Летчик Корнехо спустился на парашюте. Когда его отыскали, он чесал бок и смеялся. Его понесли на руках в город. Женщина совала ему кувшин с молоком:

— Пей, милый! Парное…

Все спрашивают: Как сбил? Корнехо рассказывает:

— Вижу, ведомые[3] отстали. Я — назад. Потом «пикнул» его, до земли догнал. Он, конечно, маневрирует, но я эти фокусы знаю. Он вверх, и я. Тут Грау дал очередь. Я его бросил только, когда огонь увидал…

Женщина спрашивает:

— И не страшно?

— Снизу глядеть страшней. Я свое знаю — гляди в оба. Видишь, мамаша какая у меня шея. Мы ведь шеей работаем…

Он выпил молока и пошел в штаб. Женщина его догнала.

— Тебе что, мамаша?

— Ничего… Спасибо сказать…

Вечером все остались в городе: теперь не прилетят!

Кривой Педро мокает хлеб в красное вино.

— Здорово их облупили!

Цирюльник Рубио отвечает:

— Если каждый день так, они быстро выветрятся.

— Им новых пришлют. Сволочи люди! У нас управляющий был из Хаена. Это давно, я тогда мальчишкой был. Он что сделал? Растолок стекло, посыпал на мясо и — собаке. Ее кровью рвет, а он стоит и обхохатывается. Вот и эти так… Порода!..

В комнате темно. За перегородкой ворочается жена Педро; она еще не оправилась после родов. Рубио говорит:

— А я как увижу такое, ночь не сплю — думаю. Голодные они, что ли? Поел ты, выпил вина, отдохнул, не пойдешь ты после этого детей давить. Дай каждому осла, домишко, маслин, чтобы на табак было, а пускай все живут, как хотят.

— Они и живут. Нам только жизни нет. Бить их надо, вот что! Правильно летчик говорил: ворочай шеей. Без разговоров. Поправится жена, я тоже пойду. Я их одним глазом высмотрю.