Что человеку надо - страница 40
В парфюмерном магазине продавец об'ясняет актрисе Лоле: «Это самые лучшие духи берлинского производства. Французских мы больше не держим — французы помогают красным». Лола говорит: «Да, они известные мерзавцы», но духов не берет.
Жена губернатора решила поднести золотой кубок полковнику фон Сасницу. Девушки обходят магазины с подписным листом: «На героических летчиков». Владелец книготорговли дал десять песет. Ювелир ответил: «Нет мелких».
Вчера в кино показывали шведского короля, он играл в теннис. Старый рекете встал и крикнул:
— Да здравствует король Испании!
Четыре фалангиста набросились на него; один проткнул ножом его щеку. Администратор, чтобы успокоить публику, пустил пластинку с «Джовинепой».
В штабе сидит генерал Очандо, человек тучный и слабохарактерный. Больше всего на свете он любит бридж. Полковник фон Сасниц говорит:
— Вы отправили в Кинто абсолютно негодный полк. Ваши офицеры, вместо того, чтобы обучать новобранцев, тратят три часа на завтрак и три часа на обед. Солдаты снова не пошли в атаку. Почему мы должны жертвовать нашей авиацией?
Генерал молчит. Ему хочется сказать заносчивому немцу: «Я не позволю разговаривать со мной, как с мальчишкой. Кто открыл Америку — вы или мы? Кто прогнал Наполеона? Мы старая нация»… Вместо этого он говорит:
— Ничего не поделаешь… Мы давно не воевали; мы отсталая нация… Я скажу, чтобы выполнили все ваши указания…
Директор «Арагонского кредита» отправил семью в Париж:
— Это долг главы дома! Теперь я готов умереть на посту…
Каждый день в город привозят раненых. На прошлой неделе открыли два новых лазарета. Жена бухгалтера Мендеса плачет:
— Второй месяц нет писем…
Соседка ее утешает:
— Говорят, что папа предложил перемирье.
Все спрашивают друг друга: «Когда же это кончится?» Ясновидящая Тереса гадает за песету. Иногда она говорит: «Через сто и один день» иногда: «Через семь лет». Вчера опять призвали двести человек. К тюрьме никого не подпускают; а в комендатуре говорят: «Справок об арестованных не даем».
За железнодорожником Пелайо пришла полиция: донесли, будто он слушает радиопередачи красных. Его ведут по двору. Во всех окнах перепуганные лица. Булочник Алехандро говорит жене:
— Значит, их снова расколотили.
Ночью кто-то написал углем на стене гимназии: «Скоро придут наши!»
Барабаны, — это солдаты идут на фронт. Впереди на лошади толстый майор; солнце бьет в глаза и он жмурится.
В сторожке возле моста унтер и три фалангиста играют в карты.
— До чего подлецу везет! Снова девятка…
Часовые громко зевают. Внизу едва шевелится желтая река: мост перекинут через глубокое ущелье.
Маноло говорит:
— Надо подождать.
Он хочет убрать заставу без выстрелов — недалеко деревня, там стоит отряд гражданской гвардии.
Фернандо пошел в разведку. У него все карманы набиты удостоверениями, а на груди ладонка.
— Кончили играть. А те ходят…
Далеко крикнул петух. Из ущелья потянуло сыростью. Скоро два…
— Сходи еще.
Возле моста Фернандо окликнули; он показал документы:
— В город за мукой…
Он говорит Маноло.
— Трое. Остальные спят.
Они поползли вниз. Один фалангист успел вскрикнуть. Ему ответило эхо.
Маноло торопился:
— Давай шашку!
Он работал с любовью, заботливо, как будто чинил мотор.
— Бегите.
Он поджог шнур и побежал наверх. Ему показалось, что это веселая детская игра.
Весь день они пролежали в пещере. Блеяли овцы, собака лаяла. Под вечер Маноло сказал:
— Отсюда двадцать километров, дойдете до света. Как увидите крест на горе, поворачивайте направо. Там ни души.
— А ты?
— Здесь аэродром недалеко. Они в пять вылетают… Беспроигрышная лотерея, обязательно расшибутся… Только это надо делать одному. Вы идите, а я завтра перейду.
Фернандо отозвал Маноло в сторону:
— Я останусь.
— Зачем это тебе? Ты молодой…
— Какой молодой? Двадцать лет. Кажется, не мальчик… Ты что хочешь говори, а я без тебя не пойду…
Фернандо до войны был чертежником; на фронт он пошел вместе с Маноло. Он белобрысый, лицо в веснушках, вечно в кого-нибудь влюблен, худой, но ест за троих, а смешлив, как девчонка.
Маноло поглядел на него и улыбнулся:
— Чорт с тобой, оставайся!
Они простились с товарищами на перевале. Сюда не заходят даже пастухи. Камни. Внизу — те же камни, река, редкие деревушки.