Что позволено Зевсу… (сборник) - страница 11
– Как прошла командировка в Москву?
– Расскажу тебе в ресторане.
– В ресторане?
– Да, я заказал столик в «Бентли».
– В «Бентли»! Какая прелесть! А не слишком ли это расточительно для нас? Что мы отмечаем?
– А ты забыла?
– Что же?
– Наше десятилетие переезда в Лондон.
– А! И правда! А я и забыла! Дай мне десять минут.
Через час они сидели в ресторане.
– Как быстро летит время! Десять лет! – вздохнул Вадим.
– Да, верно. Ну, расскажи, как Москва, – спросила Наташа.
– А что Москва? Та же грязь, холодные дожди, того и гляди снег пойдет, а за ним слякоть. Все как обычно.
– Ненавижу слякоть, – пробурчала Наташа.
– Кому уж такое понравится! Но ладно бы только это, – продолжал Вадим, – как и раньше: одно хамство везде. Хамство на улицах, хамство в метро, хамство на дорогах.
– Что меня всегда удручало, и почему я так всегда стремилась уехать оттуда, так это именно бесконечное хамство и полная беспардонность. Тебя могут обматерить на улице, и всем это будет до лампочки, даже если рядом стоит милиционер, – поддержала Наташа мужа.
– А откуда там другому взяться? – говорил Вадим. – Все происходит от главного: от отношения к ценности жизни. Если сама жизнь ничего не стоит, – а в России она всегда не дороже трех копеек ценилась – то о каких правах человека, о каком достоинстве можно говорить? Милиционер – он такой же член общества. Если он с детства к унижениям и побоям приучен, то для него оскорбления – это норма жизни. Как же он другим может запрещать то, что для него нормой является? Тут уж ничего не поделаешь! – развел руками Вадим. – Демократические традиции, прежде всего, в быту надо культивировать, а для этого и нескольких десятилетий не хватит. Века должны пройти.
– Это ты уж преувеличиваешь, Вадик…
– Никакого преувеличения. Я много раз задумывался, откуда вся эта суетливость и бытовая жестокость берется. Пришел ли ты в метро: вперед тебя норовят пролезть, зашел ли ты в магазин: никто тебе дверь не придержит, а то еще дверью тебе же по роже хлопнут. На дорогах – то же самое происходит, за право проехать первым люди готовы жизнь положить, – пистолеты, биты с собой возят – как будто если он вперед тебя проедет, то сразу в рай от того попадет. А потом ведь беззаконие и безнаказанность полная и на всех уровнях царит – что в быту, что на самом верху.
– Слава богу, что мы здесь. Помнишь, как мы еще студентами Университета мечтали вырваться из теплых, пусть и престижных, московских квартирок наших родителей и уехать за границу из этого совка. И вот мы обосновались в Лондоне, имеем свой дом. Давай выпьем за исполнение наших желаний, – сказала Наташа и подняла бокал «Пти Шабли».
Они сделали по глоточку.
– Скажи, как у тебя дела на работе? – сменила тему Наташа.
– Довольно напряженно, – мрачновато заметил Вадим, – сейчас сокращения большие идут. Не ровен час – можно под них попасть, как пять лет назад, помнишь? А в моем возрасте – он был старше Наташи на четыре года – работу искать непросто. Если что, на тебя вся надежда.
– На мою зарплату прожить трудно, сам знаешь, – заметила Наташа.
– Кстати, мне в Москве работу предлагали. Довольно перспективную, и по деньгам совсем не плохо.
– Вадик? – с тревогой спросила жена. – А ты что?
– Не волнуйся, я отказался, конечно. Опять в этот совок погружаться у меня нет никакого желания. Ничего, ничего, что-нибудь здесь придумаем, – заговорил Вадим, – главное кредит погасить за дом, нам еще годик остался, а там, глядишь, и полегче станет. Лет пять протянуть, а там и «ранний уход на пенсию» оформить можно. Дом в Лондоне продать, самим на побережье перебраться. Все так делают.
Потом, не забывай, у нас на черный день есть кое-какая недвижимость: домик в Варне, в Москве сталинская двушка. Нет, люди мы, конечно, небедные, что там говорить. К тому же парнишка наш не подкачал, теперь уже сам зарабатывает. Прорвемся как-нибудь. Между прочим, я на субботу пригласил Фитцпатрика, – в свою очередь сменил тему Вадим, – а в воскресенье мы идем на мюзикл «АББА».
– Ну и хорошо. Они, все-таки, очень приятные люди, эти Фитцпатрики.
Петровы вышли из ресторана. Был сухой приятный осенний вечер.