Что скрывают тени… - страница 13
И нет больше идиллического летнего парка, лавочки и дряхлого тела. Нарушается плавный и привычный ход времени.
Я снова молодая, полная жизни и тревоги. Снова стою на большом открытом пространстве, обтянутом колючей проволокой. Вокруг море людей, все кричат, толкаются, выплескивают страх и беспомощность. Матери успокаивают плачущих детей, тревожно поглядывая на похожих на статуи мужчин в блестящих касках и с автоматами наперевес. Они оглядывают их презрительно, кривя губы и иногда сплевывая. Переговариваются между собой, слышится отрывистая грубая речь, похожая на собачий лай.
Я теснее прижимаю к себе дочь, шепчу, что все будет в порядке. Сама в это не верю, но пытаюсь, чтобы голос не дрожал. Главное, пусть поверит она. Рика непривычно серьезно смотрит на меня огромными темными глазами, в которых отражаются серые столбы с застывшими на них часовыми, и кивает. Потом говорит те же слова своей любимой тряпичной кукле, которую изо всех сил прижимает к груди:
− Все будет в порядке, Майя, слышишь?
Сглатываю подступивший к горлу комок и смотрю в небо, сдерживая готовые хлынуть из глаз слезы. Небо такое красивое и чистое, по нему неспешно проплывают лоскутки облаков, прямо над нами парит птица. Так хочется стать такой же свободной, как она, расправить крылья, подхватить своего птенчика и унести высоко-высоко, туда, где никто не достанет и не обидит.
Резкая автоматная очередь разрезает царящий вокруг гул − наступает полная тишина. Становится слышно, как где-то лает пес, а мальчик, стоящий рядом, тяжело втягивает воздух забитым носом. Вперед выходит один из конвойных, на исковерканном русском говорит, что мы находимся в концентрационном лагере, должны прилежно работать и тогда все с нами будет в порядке. А сейчас он поделит нас на две группы: здоровые мужчины и женщины, которые могут полноценно трудиться, в одну, старики и маленькие дети − в другую. Он еще что-то долго говорит, но я больше ничего не слышу. Понимаю только одно − сейчас нас с дочерью разлучат. Прижимаю ее к себе еще сильнее, прячу за спиной, словно это может помочь.
Когда начинается дележка, люди снова начинают кричать. Матери зовут отбираемых у них детей, дети плачут и зовут матерей. К старикам никакого почтения, их грубо толкают и осыпают ругательствами. И когда этот мир успел превратиться в ад? Смотрю на равнодушные небеса, ожидая чуда. Ну, почему Господь не вмешивается, не карает?
Меня толкают прикладом автомата, конвойный знаком показывает на Рику за моей спиной.
− Шнеллер-шнеллер.
Ощущаю, как пальцы дочери судорожно хватаются за мое платье, пытаюсь защитить. Падаю на землю, целую сапоги того, кто в это мгновение стал нашей судьбой. Умоляю не забирать дочку. Грубый сапог болезненно ударяет меня в щеку, Рику выхватывают и тащат к остальным детям и старикам. Я издаю вопль раненого животного и пытаюсь бежать к ней. Меня больше не пугают автоматы и нечеловеческая жестокость людей в черной форме.
− Рика.
Ору, царапаюсь, кусаюсь, пока не получаю удар прикладом в висок. Мир вокруг меркнет, я падаю на грубую поверхность.
Прихожу в себя в затхлом и душном помещении, здесь скопилось так много людей, что яблоку негде упасть. Вскидываюсь, ищу глазами дочь, кто-то ласково удерживает меня. Вижу затравленный безысходный взгляд незнакомой женщины.
− Где Рика? Где моя дочь?
Я даже не спрашиваю, где мы, и что с нами собираются делать. Сейчас для меня важно только одно − мой маленький ангел. Мысль о том, что ей сейчас страшно, она где-то одна, зовет меня, плачет, − сводит с ума. Спрашиваю бесчисленное количество раз и одновременно боюсь услышать ответ, который вижу в печальных глазах женщины. Позади раздается мужской голос, похожий на звук надтреснутого рояля:
− Тех, кто вошел во вторую группу, увели куда-то, затолкали в какое-то помещение…
− И где они сейчас? Там, да? − оборачиваюсь к темноволосому мужчине с тронутыми сединой висками. Отголоски в памяти говорят о том, что я даже видела уже этого человека − врач в нашей поликлинике.
− Мне жаль…
Он отворачивается, не может смотреть мне в глаза. Я все еще не могу понять, бросаюсь то к одному, то к другому, пытаюсь узнать ответ.