Что современно? - страница 10

резюмирует его таким образом:

«Современное— несвоевременно». В 1874 году Фридрих Ницше, молодой филолог, до того работавший над греческими текстами и два года тому назад приобретший неожиданную известность благодаря «Рождению Трагедии», публикует «Не своевременные размышления»[42], в которых хочет свести счеты со своим временем, высказаться о настоящем. «Несвоевременно и это размышление», — читаем мы в начале второго Размышления, — «ведь то, чем наше время справедливо гордится, то есть его исторический опыт, я объявляю здесь злом, дефектом, недостатком, поскольку думаю даже, что все мы страдаем изнурительной исторической лихорадкой и должны были бы, по крайней мере, признать, что страдаем»[43]. Получается, что Ницше полагает в основу своего требования «актуальности» и «современности» по отношению к настоящему отсутствие связи и несоответствие. Подлинно принадлежит своему времени, подлинно современен тот, кто не совпадает с ним полностью, кто не идет в ногу с его требованиями, и кто, потому, не актуален; но именно поэтому, именно благодаря разрыву и анахронизму он более других способен воспринимать и улавливать свое время.

Это несовпадение и несвоевременность[44] вовсе не означают, что современник — тот, кто живет в другом времени, ностальгик, более чувствующий себя дома в Афинах Перикла или в Париже Робеспьера и Де Сада, нежели во времени, в котором ему дано жить. Проницательный человек[45] может не принимать свое время, но всегда и везде осознает свою необратимую к нему принадлежность, осознает неспособность совершить побег из своего времени.

Получается, что современность — это уникальные отношения со своим временем, соединяют с ним и, вместе с тем, от него дистанцирующие; точнее, это отношения со временем, которые соединяют с ним через несоответствие и анахронизм. Те, кто слишком полно совпадает с эпохой, кто во всем с ней сплетается, — не современники именно потому, что все это делает их неспособными видеть ее, не могущими сосредоточить на ней свой взгляд.

2. В 1923 году Осип Мандельштам пишет стихотворение, озаглавленное «Век» (заметим, что в русском языке слово «век» означает также эпоху). Оно содержит размышление не только о веке, но и об отношениях поэта со своим временем, то есть о современности. Не «век», но, согласно словам, открывающим первую строку, «век мой»:

Сам поэт, которому пришлось заплатить за свою современность жизнью, должен всматриваться в зрачки своего века–зверя, склеивать[47] своей кровью разломанные позвонки времени. Два века, два времени, это не только, как подразумевается самим текстом, век девятнадцатый и век двадцатый, но также и прежде всего время жизни отдельного человека (вспомним, что по латыни «век» (saeculum) первоначально обозначает время жизни) и коллективное историческое время, которое мы, в данном случае, называем двадцатым веком, позвонки которого, как узнаем мы в последней строке приведенного стихотворного текста, сломаны. Поэт, в меру своей современности, сам становится переломом, тем, что препятствует времени сложиться, и, одновременно, кровью, призванной затянуть эту рану. Параллелизм между временем и позвонками творения и времени, с одной стороны, и позвонками века, с другой, составляет одну из сущностных тем поэзии:

Другая значимая тема, подобно предыдущей, являет один из образов современности — разломанные позвонки времени и их соединение — дело отдельной личности, а ныне — поэта:

То, что речь идет о задании невыполнимом и, во всяком случае, парадоксальном, доказывается в следующих строках, заканчивающих стихотворение.

Не только у эпохи–зверя разломаны позвонки, но и век[50], век, только что родившийся, в движении, невозможном для того, у кого позвоночник сломан, хочет обернуться назад, вглядеться в собственные следы, и именно так являет свой безумный лик: