Что такое «не везет» - страница 17
— Ну, чего нервничаете, чего?
Мужичок открыл крышку, сунул руку в бидон и швырнул леща на траву. Лещ тяжело плюхнулся, разевая рот, и выпученным глазом посмотрел на Генку.
Усов прижал его к груди.
— Насчет леща еще пожалеете! Сообщу вот, куда следует, вас под суд отдадут…
Смотанный бредень Тимофеич бросил на траву и зашел в кусты спрятать одежду.
Усов все держал в руках леща. Рядом, на голову ниже, стоял Сонкин и растерянно моргал.
— Видишь метку? — спросил Сонкин. — Что будем делать? Может, правда, нельзя? Может, рыба на учете в водоеме?
— В каком водоеме?
— В этом, в озере!.. Слушай, давай отнесем леща! Мы же не виноваты!
— Леща жалко, — сказал Усов. — Большой такой. В жизни не поймаешь…
— Жалко, — согласился Сонкин. — Отнесем?
Он молча закинул на плечо удочку и побрел. За ним Усов в обнимку с лещом.
Вдруг Сонкин остановился:
— Иди, я сейчас…
— Ты куда?
— Говорю — сейчас…
Скоро он догнал Усова.
— Ты чего радуешься? — подозрительно оглядел его Генка.
— Да так, ничего…
Возле сторожки постояли. Усов толкнул — дверь заперта. Сели на пороге. Усов опять задремал, не отпуская рыбы.
— Кого ждете? Не меня ли?
Перед ними стояла полная женщина, одетая в ватник, несмотря на жару.
— Что же — меченого поймали?
— Да мы не нарочно, — сказал Сонкин.
— Знаю, не нарочно. Ну-ка, несите!
Она порылась в кармане, вынула ключ, долго отпирала дверь. Наконец положила леща на стол. Вынула из ящика скальпель и отрезала пластинку вместе с плавником.
— Так, — бодро сказала она, — заприходуем…
Усов, привыкший к неприятностям, покорно стоял, глядя себе под ноги и слегка пошевеливая ушами. Он всегда так делал, когда надвигались неприятности. Это успокаивало нервы.
Женщина спрятала метку в коробочку и открыла сейф.
— Берите рубль!
— Рубль? — удивился Усов.
— За леща меченого положен рубль.
Сонкин взял монету и засунул в карман.
— Ну, а нам что теперь? — удивленно спросил Усов.
— Идите домой!
Они вышли из сторожки.
— Эй! А леща-то, леща берите!
Усов остановился. Не поворачиваясь, сделал два шага назад, схватил леща и бегом бросился на улицу. Следом за ним Сонкин.
— Понял? — кричал Усов.
— Понял! — кричал Сонкин.
— Видал? — кричал Усов.
— Видал! — кричал Сонкин.
— Рубль видал? — спросил он, остановившись.
— Леща видал? — сунул ему под нос рыбу Генка.
Солнце поднялось высоко. Они вышли на улицу и у конечной остановки автобуса купили мороженое. Потом, выскочив из автобуса, на углу у кино опять купили. А возле дома у продовольственного купили еще эскимо. Рубль кончился.
— Как же теперь быть? — спросил Усов. — Нас двое, а лещ один… Слушай, а где твоя книжка?
Книжку на радостях забыли на траве у кустов.
Но настроение было прекрасное.
— Бери леща ты! — сказал Генка. — Алла Борисовна уху сделает.
— Лучше бери ты, — сказал Сонкин. — Матери нет, она на занятиях, а у тебя бабушка сварит.
— Так и быть! Бабушка сварит, а ты приходи есть.
Все порешили и хотели расходиться, когда в подворотню вошел Тимофеич. На ногах он стоял не очень уверенно и прошел было мимо. Потом увидел ребят, двинулся на них, но споткнулся о выбоину в асфальте.
— Ну, погодите! — прохрипел он. — Я еще вам покажу, как меченую рыбу ловить…
Маленький Сонкин засмеялся.
— Ты чего? — не понял Усов.
— Помнишь, когда мы уходили с озера, я вернулся…
— Ну и что?
— Да бредень Тимофеича закинул в озеро. Далеко. Долго он теперь не будет нарушать закон и бесчестно рыбу ловить.
— По домам! — весело крикнул Усов.
Тимофеич стоял, покачиваясь, посреди двора и ругался.
— Наконец-то я от тебя отдохну! — сказала бабушка. — Все печенки мне проел…
Не ел ей Генка печенок. Вообще они видятся мало. И на второй год Генка все-таки не остался.
Она просто так, любя, это говорила, пока аккуратно пришивала ему метки к одежде с инициалами Г. У., обсуждала, какие штаны класть, а какие нет. И как быть со свитером: брать нужно, а локоть рваный. Тем временем Гена то и дело вынимал ножик из кармана. Наконец-то, по случаю перехода в шестой, бабушка его подарила. Ножик прекрасный, туго открывался, а захлопывался со страшной силой.
— Смотри, пальцы не прищеми! — вскрикивала бабушка каждый раз, когда нож щелкал. — Купила на свою шею, станешь, не дай бог, инвалидом…