Что же со мной такое? - страница 8

Удивительная интерпретация, которая кажется не очень-то подходящей для нашего времени, поскольку здоровье у нас обычно стоит на одной ступени с хорошей физической формой и энергичностью. Подобное представление о здоровье содержит в себе мечту о вечной молодости и работоспособности и отрицает конечность жизни. Ведь вся наша жизнь с рождения до смерти — развитие, с которым должно согласиться. Но то, что мы, как правило, делаем, очень метко сформулировал Берт Хеллингер: «Убегая от смерти, мы бежим прямо в ее объятья».

Самой частой причиной смерти в Германии по-прежнему остается инфаркт. От коронарных заболеваний сердца ежегодно умирают 300 000 человек. Несмотря на всеобъемлющую разъяснительную работу, в течение последних двадцати лет эта цифра не меняется. Спрашивается, почему? В качестве возможного объяснения можно назвать все большую «бессердечность» нашего времени. На наших глазах такие чувства, как любовь и верность, опошляются и утрачивают глубину. С другой стороны, основной потребностью человека является потребность в «питающей любви», для которой в «реальном» жизнестроительстве остается все меньше места. Тоска по любви делается доходным предметом купли-продажи и компенсируется жаждой «все большего» и бесконечным потреблением.

Американские исследования структуры личности пациентов с инфарктами в качестве основного признака выявили «hostility». В переводе это понятие означает постоянную латентно присутствующую агрессивность. Этот результат совпадает с моими наблюдениями. Создается впечатление, что сердечникам легче злиться, чем позволить себе испытывать другие чувства, такие как печаль или радость. Откуда идет «hostility»? На мой взгляд, это защита от глубинной боли. Некоторые мои пациенты с крайним упорством готовы скорее умереть, чем увидеть и признать свою боль.

Следующий пример наглядно показывает, как переживание боли в связи с преждевременной кончиной матери может принести исцеление.

В 1991 году ко мне на прием пришел мужчина 52 лет с тяжелым коронарным заболеванием сердца. Из трех коронарных сосудов, снабжающих сердце кровью, два были закупорены. То есть он жил за счет одного-единственного коронарного сосуда. От рекомендованной ему операции пациент отказался. По прогнозам коллег-врачей жить ему оставалось еще год-два. Пациент работал патентным поверенным, был женат. Шесть беременностей его жены закончились выкидышами, поэтому супруги решили усыновить двух детей. В связи со случившимся у мужа инфарктом жена узнала о его втором «квазибраке», который длился вот уже 18 лет. Это привело к открытому кризису. Муж решил пойти на психотерапию. Разумеется, он нашел рациональное объяснение своих двойных отношений: одна партнерша была для него домохозяйкой, вторая — возлюбленной. Такая «рационализация» долгое время не давала ему ощутить свою тоску по любви.

Процесс терапии: В работе с этим клиентом особое впечатление на меня произвело самое начало терапии. Еще не успев сесть, в тот момент, когда мы подали друг другу руки для приветствия, мужчина произнес: «Теперь я могу сказать, что моя мать была еврейкой и умерла в 1936 году в возрасте 28 лет». Он так и остался единственным ребенком своего отца, несмотря на то, что тот был женат еще три раза. В течение следующих двух лет клиент регулярно ходил на индивидуальную терапию. С моей точки зрения, главным в этой фазе терапии было поддерживать мои с ним отношения (трансферная мать). За это время пациенту постепенно удалось ощутить свою глубокую тоску по близости. Он осознал, что двойные отношения давали ему возможность не допускать настоящей близости ни с одной из женщин и, таким образом, избегать риска потери.

На мой взгляд, причиной этого симптома была ранняя потеря матери. Как терапевт, я бы сказала, что он остался верен своей матери. Он стремился ни при каких обстоятельствах не допустить новой боли утраты. Самая глубокая любовь ребенка, а именно любовь к матери, оказалась резко оборвана ее смертью.

Наряду с индивидуальной терапией, клиент неоднократно посещал группы для пациентов-сердечников, работа которых направлена в первую очередь на развитие самовосприятия. Через шесть лет он был, наконец, готов принять участие в семейной расстановке. Столько времени ему потребовалось, чтобы преодолеть свой страх перед болью потери.