Чудесная лодка [авторский сборник] - страница 14

Расстроился я совсем. Не мог же он из каюты уползти!

Стал я осьминога искать в каюте, смотрю — мокрый след, как будто тряпкой по полу провели, ведёт прямо под койку. Заглянул я под койку, а там осьминог лежит. Вытащил я его оттуда и посадил в ящик, закрыл крышкой, а на крышку сверху положил сапоги на всякий случай.

Стал я после этого за осьминогом следить, чтобы не выполз из ящика. Всё равно не уследил. Приподнял он крышку, из ящика вылез и в угол забился, где электрическая грелка стоит, обогревает каюту. Когда я с вахты пришёл, осьминог уже был мёртвый: кожа на нём от тепла высохла. Так и не довёз его до дому.

Вся команда чистила: кто скребком, кто щётками, а некоторые ракушки приходилось отбивать долотом — так крепко пристали к днищу.

Чистили мы его, чистили, а боцман говорит:

— Как выйдем в море, снова обрастём: в море-то всякие рачки да улитки только и ищут, на ком бы поселиться. Так их много развелось, что дна морского не хватает, на корабельном дне селятся!

И правда, упорные они, никак не хотят расставаться с кораблём.

Наконец всё дно вычистили. Начали красить.

Подходит ко мне боцман и спрашивает:

— Это ты нос чистил?

— Да, — говорю, — я.

— Там, — говорит, — у тебя здоровый морской жёлудь торчит, надо его отбить.

Пошёл я отбивать морской жёлудь.

Это такая ракушка белая с крышечкой, а внутри притаился рачок, ждёт, когда наш корабль выйдет в море, тогда он крышечку откроет и высунется.

«Нет, — думаю, — не дождёшься!»

Взял железный скребок и стал жёлудь скребком сбивать, а он никак не поддаётся. Меня даже зло взяло.

Я ещё сильнее на него нажал, а он внутри чавкает и не поддаётся, только крышечку чуть-чуть приоткрыл — посмотреть, кто это его тревожит.

Уже всё дно закрасили, остался только нос.

«Эх, — думаю, — пускай живёт. Может, это рачок-мореход. С детства не захотел на дне спокойно жить, прицепился к нашему кораблю и скитается по морям!»

Когда нос докрашивали, я кисть взял и вокруг жёлудя краской круг обвёл, а его не тронул.

Боцману я не сказал, что на носу остался жёлудь.

Когда мы в море вышли, я всё про этого рачка думал: сколько ещё ему придётся испытать штормов!

Одни островки под водой исчезают, а другие появляются.

Наш корабль в открытом океане шёл. И вдруг из воды скала торчит, об неё бьются волны.

Это верхушка подводной горы над водой показалась.

Корабль развернулся и у островка стал, покачивается на волнах. Капитан приказал шлюпку на воду спустить. Это, говорит, необитаемый остров, надо его разведать.

Высадились мы на него. Островок как островок, ещё даже мхом не успел зарасти, одни голые скалы.

Я когда-то мечтал на необитаемом острове пожить, только не на таком.

Хотел я уже возвращаться к шлюпке, смотрю — трещина в скале, а из трещины торчит птичья голова и на меня смотрит.

Страшно ей, наверное, одной на островке жить. В сильный шторм волны и до гнезда дохлёстывают.

В это время с корабля гудки стали давать, чтоб все возвращались на корабль.

Попрощался я с кайрой и пошёл к шлюпке.

Когда на корабле капитан про остров спросил, живёт ли кто на нём, я сказал, что живёт.

Капитал удивился.

— Как же, — говорит, — так? Этого острова ещё на карте нет!

— Кайра, — говорю, — не спрашивала, есть он на карте или нет, поселилась — и всё; значит, остров этот уже обитаемый.

Вдруг я слышу, что-то как плеснёт у самого борта, даже корабль на волне качнуло.

Смотрю — какое-то чудовище за бортом. То отплывёт, то приблизится и тяжко-тяжко вздыхает. Исчезло, появилось впереди корабля, вынырнуло у самой кормы, вода от его всплесков зелёным светом горит.