Чудовище на крыше - страница 4

С этого момента рассказ Тассмана стал настолько неясным, что я с трудом следил за ним и подумывал, не повлиял ли случайно жар тропического солнца на состояние его умственных способностей. С помощью драгоценного камня он открыл скрытую в алтаре дверь — он не сказал ясно, каким образом сделал это. Меня удивило, что он сам не понимал действия этого кристаллического ключа. Сама попытка открыть, однако, нежелательно повлияла на сопровождавших его бродяг, которые решительно отказались войти вместе с ним в зияющее чернотой отверстие, таинственно появившееся, как только камень коснулся алтаря.

Тассман пошел один. Вооруженный револьвером и электрическим фонариком, по узкой каменной лестнице, ведущей по спирали как будто в самые глубины земли, он сошел в узенький коридор, такой темный, что чернота, казалось, полностью поглощала узкий луч света. Со странной неприязнью он вспомнил также о жабе, все время, пока он пребывал в подземелье, прыгавшей перед ним, сразу же за кругом света от фонаря.

Он отыскивал дорогу через мрачные туннели и лестницы — колодцы почти ощутимой черноты. Наконец добрался до тяжелой, с фантастической резьбой двери, за которой, он чувствовал это, находился склеп с золотом, спрятанным древними жрецами. Он в нескольких местах прижал к ней камень-жабу, и дверь наконец открылась.

— А сокровище? — нетерпеливо спросил я.

Он рассмеялся, как бы насмехаясь над самим собой.

— Не было там никакого золота, никаких драгоценных камней, ничего… он заколебался. — Ничего, что я мог бы взять с собой.

Снова его рассказ стал туманным и несвязным. Я понял, что он покинул храм в спешке, уже не ища больше предполагаемого клада. Он хотел взять с собой мумию, чтобы — как он уверял — пожертвовать ее какому-нибудь музею, но, когда вышел из-под земли, не мог найти ее. Он предположил, что его люди, испугавшись такого соседства, по дороге к побережью бросили ее в какой-нибудь грот или ущелье.

— Итак, — закончил он, — я снова в Англии и не богаче, чем тогда, когда уезжал из нее.

— У вас есть драгоценный камень, — напомнил я ему. — Несомненно, это вещь большой стоимости.

Он посмотрел на камень без восхищения, но с какой-то алчностью.

— Вы думаете, это рубин? — спросил он.

Я покачал головой.

— Я не могу сказать, что это может быть.

— Я тоже нет. Но покажите-ка книжку.

Он медленно переворачивал толстые листы и читал, шевеля губами. Иногда качал головой, как будто удивленный, пока какой-то отрывок на продолжительное время не приковал его внимание.

— Как же глубоко вник этот человек в дела запрещенные, — сказал он наконец. — Неудивительно, что его постиг такой необычный и таинственный конец. Должно быть, он предчувствовал свою судьбу… ибо здесь предостерегает, чтобы люди не стремились будить вещи усыпленные.

На несколько минут он задумался.

— Да, вещи усыпленные, — пробормотал он. — Внешне мертвые, а на самом деле лежат и только и ждут какого-нибудь глупца, который пробудит их к жизни… Я должен был обстоятельнее прочесть «Черную книгу»… и должен был закрыть дверь, когда уходил из склепа. Но у меня есть ключ, и я оставлю его у себя даже вопреки аду.

Он очнулся от раздумий и как раз что-то хотел сказать мне, как вдруг его прервал донесшийся откуда-то сверху странный звук.

— Что это было? — посмотрел он на меня.

Я покачал головой. Он подбежал к двери и позвал слугу. Мужчина, довольно бледный, появился через минуту.

— Ты был наверху? — рявкнул Тассман.

— Да, господин.

— Ты что-нибудь слышал? — спрашивал он дальше грозным, почти обвиняющим тоном.

— Слышал, господин, — ответил слуга с выражением неуверенности на лице.

— А что ты слышал?

— Ну вот, господин, — мужчина улыбнулся как-то растерянно, — боюсь, что вы посчитаете меня не в своем уме, но, честно говоря, это звучало точно так, как будто лошадь ходила по крыше.

В глазах Тассмана блеснул огонь полного безумия.

— Ты глупец! — прорычал он. — Пошел вон!

Слуга, удивленный, удалился, а Тассман схватил поблескивавший камень в форме жабы.

— Я был дураком, — вскричал он, ошалев. — Слишком мало прочитал… я должен был закрыть дверь… но, во имя бога, ключ — мой, и я оставлю его у себя вопреки человеку или дьяволу!