Чудовище - страница 22

С большим трудом мелкий успокоил чокнутого домовика, убедил отдать ему письма и внушил мысль о том, чтобы тот отправлялся восвояси. Последнее выпило из мальчишки все силы, и после исчезновения домовика он лег на кровать и провалился в сон как был, даже не раздевшись. Но спал он хоть и крепко (переполоха внизу он не услышал), но недолго. Буквально через полчаса к нему в комнату ворвался разгневанный дядюшка и начал что-то вопить о дешевых фокусах неблагодарного паршивца, из-за которых у него сорвалась выгодная сделка (как Воробей выяснил позже, миссис Мэйсон, гостья дяди Вернона, восхитившись тортом, назвала тетю Петунию волшебницей, а испугавшаяся страшного сравнения тетушка уронила этот самый торт точно на гостей). На середине нотации о подлости, нахальстве и невоспитанности Морж резко замолк, поскольку заметил пустую клетку с демонстративно сломанным замком. Сову ребенок отправил с поздравлением Невиллу Лонгботтому, о чем и было с вызовом заявлено багровому от возмущения опекуну. Это разъярило Дурсля пуще прежнего — и опекуны заперли Гарри в комнате, решительно заявив, что эта его школа окончательно испортила мальчишку, а потому он в нее больше не вернется. Интересно, а что бы с племянником сотворил Вернон Дурсль, если б узнал, что с совой нахаленок послал в качестве подарка Невиллу новенький красочный атлас тети Петунии по ландшафтному дизайну?

Однако на этом дело не закончилось. История имела свое продолжение: в письме Невиллу Гарри попросил друга приютить у себя Хедвиг до возвращения в Хогвартс, поскольку его магловские родственники «не слишком жалуют все магическое и совиную почту и сов в том числе». Обеспокоенный Невилл — а он писал Гарри, но ответа так и не дождался, а в письме, пришедшем с Хедвиг, Поттер о его письмах даже не упомянул — написал в свою очередь Рону Уизли: он также хотел поздравить друга с днем рождения, но как это сделать, если не можешь написать? Только поздравить лично. Однако Лонгботтом — чистокровный и у маглов никогда не бывал, а вот у семьи Уизли репутация отъявленных маглофилов, а значит Рон мог с этим ему помочь. К тому же Уизли вроде как считался другом Поттера. Однако, к удивлению Невилла и самого Рона, Артур и Молли Уизли отказались сопровождать ребят в гости к другу, мотивируя это тем, что, дескать, неудобно. Детки таких шуток не поняли и, заручившись поддержкой более сговорчивых союзников (Фред и Джордж тоже были весьма подкованы в магловедении), отправились в гости к Поттеру на Артуровом Форде. Приехали они в Литтл-Уингинг на закате, но их даже на порог не пустили, а вид забранного решеткой окна комнаты Гарри так впечатлил новоприбывших, что они отважились на похищение Гарри и всех его вещей из дома под покровом ночи. Вызволение несчастного узника прошло успешно, и пятеро подростков, оставив вырванную с мясом решетку и охреневшего от таких финтов Дурсля, умчались в ночь. А рассказ об этом самого Воробья по зеркалу на следующий день — изрядно повеселил меня. Нет, то, что наши планы на это лето пошли к дьяволу под хвост, было печально, а просьба мелкого помочь ему с успокоением Дурслей вообще создавала лишние проблемы, но сама эта ситуация… Loscadh is dó orm, умеет же Воробей найти неприятности себе и другим на задницу! (п/а: ирл. Чтоб мне сгореть!)

С мальчишкой мы встретились только через десять дней в Лютном. За это время дурная пародия на ирландский клан его достала так, что на мой вопрос «Goidé mar atá tú?» он ответил непечатной фразой. (п/а: ирл. Как дела? — ольстерский диалект) Единственным — хоть и сомнительным — плюсом его пребывания в курятнике у рыжих была регулярная кормежка, а отдушиной — визит в гости к Лонгботтомам. Привыкший к наличию личного пространства даже у Дурслей, мелкий страдал от того, что был вынужден ночевать в одной комнате с Роном. Он даже домашнее задание не мог нормально делать: каждый час его дергал то Провокатор, то кто-то из остальных Уизли. Самого Рона загнать за учебники было в принципе невозможно. Более того, Воробей, который терпеть не мог возиться с растениями, был выпихнут в сад очищать его от каких-то вредителей. Не очень-то жалующего прикосновения ребенка вечно кто-то лапал, а то и волосы ерошил, а просьбы так не делать пропускали мимо ушей. В-общем, птах был чуть ли не в истерике, и только остатки благоразумия и благодарности братьям Уизли уберегали всю семейку от понимания, за что Дурсли не любили своего племянника.