Чужая дуэль - страница 30
– И часто он подобное практикует? – в сомнении приподнял я бровь.
– Да не припомню такого ни разу за всю службу. Я и Подосинского-то самого раз в жизни видел. Надутый такой пузырь, поперек себя шире. Важный, страсть. Со стороны посмотришь, вроде только он человек, а остальные так, тля, – околоточный раздраженно сплюнул в урну, и достал из портсигара папиросу. – Теперь до ночи дела готовить, потом курьера снаряжать. А попробуй не выполни? Этот толстяк вмиг шкуру спустит.
– Ну, тогда сам Бог велел, – я достал из-за пазухи и выставил на стол штоф, прихваченный по дороге в трактире Буханевича.
Селиверстов обреченно вздохнул и лично пошел мыть стаканы, а я, подстелив старую газетку, кое-как тупым ножом накромсал хлеб и колбасу, взятые вместе с водкой на закуску.
Через час, отправив в мусорку завернутые в газету объедки и пустую бутылку, раскрасневшийся околоточный выбрался из-за стола и нетвердой походкой направился к громадному, в человеческий рост, сейфу. Поковырявшись с замком, он с усилием отворил тяжелую дверцу и выгреб изнутри увесистую стопку канцелярских папок с документами. Едва не рассыпав их на обратном пути, с раздражением хлопнул на столешницу.
– Вот они, дела эти самые пресловутые, бес их раздери! – Селиверстов вытер испарину со лба. – Может, отправлю и забуду про убийства, как о кошмарном сне, а? В департаменте-то вон, сколько мудрых голов, пусть сами и разбираются.
Я, стряхивая пепел с папиросы, скептически прищурился на него.
– Думаешь, тебя и правда в покое оставят? Ты сам-то в это веришь, Петя?
Полицейский нервно дернул щекой.
– Конечно, не верю. Мыслю, их обратно новый околоточный надзиратель привезет. А меня пинком под зад со службы наладят, – он, перебирая руками по столу, добрался до стула, рухнул на сиденье, и с вызовом спросил. – Знаться-то будешь тогда со мной? Или руки не подашь?
– Успокойся ты, Петр Аполлонович, – ушел я от прямого ответа, – Еще, может, все образуется. Что ты, в самом деле, раньше времени себя хоронишь? – затушив в пепельнице окурок, я задал все это время мучавший меня вопрос. – Вот лучше скажи мне, в вашем департаменте не принято, случаем, делать копии документов?
Изрядно захмелевший Селиверстов вспушил усы и самодовольно ухмыльнулся.
– В департаменте-то не принято. А у меня в части в обязательном порядке делаются, – он указал пальцем на сейф. – Там еще такая же пачка лежит. Листочек к листочку.
– Слушай, Петя, – я перегнулся через стол к околоточному. – Дал бы ты мне эти копии денька на два-три полистать. А я в долгу не останусь, ты же знаешь.
Селиверстов в жестоком сомнении заерзал на стуле, но так и не решился отказаться от данного ранее слова допустить к своим секретам.
– Ладно, черт с тобой. Раз обещал, забирай. Только никому, а то сам понимаешь, – он красноречиво чиркнул большим пальцем по горлу.
– Конечно, дорогой, конечно, – пропел я от избытка чувств. – Гарантирую абсолютную секретность. Ты главное сам, сам-то не проболтайся.
– За кого ты меня принимаешь, – бурно возмутился околоточный.
– Все, все, все, виноват. Не подумавши ляпнул, – я примирительно поднял ладони. – Так я прямо сейчас беру и поеду, а? А то у тебя вон еще сколько дел. Дай Бог к полуночи управишься.
Селиверстов помотал головой и пьяно засмеялся:
– Ну и хитрец ты, Степан Дмитриевич. Бери и езжай быстрей, пока не передумал. С тебя причитается.
– Само собой, – я, боясь упустить благоприятный момент, шустро добирал последние бумаги из сейфа.
…До имения экипаж докатился в загустевших до полной темноты сумерках. Поминки, слава Богу, уже закончились. Гости разъехались, измученные хозяева отправились отдыхать, а власть в доме перешла к прислуге.
Быстро свыкшись с господским положением, я не стал утруждаться, самостоятельно таская документы, и пока два лакея носили папки в мою комнату, направился на розыски экономки.
У дородной распорядительницы хозяйства я в первую очередь потребовал ужин, так как бутерброды, съеденные в качестве закуски в полицейской части, только раздразнили аппетит. А затем мне понадобился переносной сейф, или, как минимум, запирающийся на ключ железный ящик.