Чужая путеводная звезда - страница 5

С точки зрения Веденеева, затея была совершенно дурацкая, но, видимо, люди, купившие весьма недешевый тур, так не считали. Правда, загрузка корабля была не полной. Четыре каюты никто так и не выкупил, но, скорее всего, цена, заплаченная остальными, с лихвой окупала эти финансовые потери. Олег тяжело вздохнул и заглянул в лежащий перед ним список пассажиров. Итак, кроме них пятерых, на «Посейдоне» ожидается еще четырнадцать человек. Две семейные пары с дочерями-подростками. Они занимают три каюты на главной палубе, под номерами 9, 12 и 14. Девочки живут отдельно от взрослых, что, в общем-то, и правильно.

Еще две каюты ждут молодых девушек. Одной, судя по паспорту, двадцать восемь лет, а второй – всего двадцать один. Нехилое путешествие они могут себе позволить в столь юном возрасте. Еще две каюты – для дам постарше, но тоже путешествующих в одиночестве. Хорошо бы без собачки. В этом месте Олег усмехнулся. Дам с собачками он навидался вполне достаточно, чтобы иметь повод для иронической ухмылки. Три джентльмена в солидном возрасте за сорок, точнее, даже под пятьдесят, причем без спутниц. Что ж, дамам будет на ком оттачивать свое мастерство обольщения.

Веденеев даже не сомневался, что к концу круиза одинокие пассажиры объединятся в пары. Что ж, ему не жалко, номера у всех двухместные, так что условия позволяют. Так, кто там у нас еще? Молодой человек чуть за тридцать и тоже один. Странно, очень странно… Или он составляет пару кому-то из дам? А может, кому-то из джентльменов, но они стараются это скрыть, для видимости соблюдая приличия и забронировав отдельные номера?

Олег снова вздохнул. Суровым поборником морали и нравственности он не был, поэтому к чужим грехам и слабостям относится философски. В конце концов своих грехов у него тоже было достаточно. Ах да, кто-то из этого списка – представитель организатора тура. Впрочем, это неважно. Его, Олега, это распределение ролей совершенно не касается. Его задача – вести яхту и две недели отвечать за безопасность пассажиров.

Он бросил быстрый взгляд в список и снова нахмурился. Что-то было не так, и сигнал тревоги в душе Веденеева звучал все громче и громче. За напавшие на него дурные предчувствия Олег не на шутку рассердился сам на себя. Ну, как баба, честное слово. Его каюта, впрочем, как и каюты его парней, располагалась на нижней палубе, и на мгновение он глупо обрадовался тому, что в этом плавании здесь, внизу, не будет шумных и надоедливых пассажиров. А может, и хорошо, что круиз неполный?

Настроение улучшилось так же внезапно, как и испортилось. Солнце заливало каюту через открытый иллюминатор, внизу плескались волны, привычно, чуть слышно, словно разговаривая с Олегом на языке, известном только им двоим. Море было надежным и верным собеседником. Оно, это Олег знал совершенно точно, не могло его предать. В отличие от людей.

Именно поэтому общение с людьми он свел к минимуму, стараясь разговаривать как можно меньше. С пекарем в лавочке, где он покупал свежевыпеченный хлеб, с рыбаками на берегу, снабжавшими его рыбой, он вообще обходился предпочтительно жестами. Кто там еще? Стоматолог раз в год, парень на бензозаправке, с которым можно от нечего делать обсудить направление ветра, хмурая, сильная женщина, приходящая к нему убираться и стирать, а заодно отвечающая на его желание, когда оно возникает? Тут много слов тоже не нужно. Зато никто не извратит их, не использует ему же во вред, не стрельнет из пращи его словами, превратившимися в тяжеленные камни. И сам тоже не произнесет напрасных, лишних, чужих, ядовитых слов. Слов неправды, острых и жалящих, как рой ос.

Когда-то давным-давно бывшая жена Олега Веденеева, в тот момент находящаяся еще в статусе будущей, очень любила Александра Малинина, задушевно выводящего: «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала, в расплавленных свечах мерцают зеркала. Напрасные слова ты вымолвишь устало. Уже погас очаг, ты новый не зажгла…»

Тогда, много лет назад, слова этой песни казались Олегу именно «напрасными». Он не понимал их значения, а главное – смысла, который в них вкладывала девочка, его будущая жена. Ее глаза увлажнялись, когда она слышала эту песню, казавшуюся ей очень красивой. Олегу в эти минуты красивой казалась его невеста, а песня нет, но спустя много лет он как-то в одночасье все понял и про напрасные слова, и про виньетку ложной сути, и про погасший очаг, который невозможно разжечь снова. Да и бог с ним.