Чужие облака - страница 3

Она не отрывала взгляда от его лица. Зигги  раздраженно закатил глаза, подошел и встряхнув  за локоть,  поднял ее на ноги.

– Это придется выкинуть из головы…Я помог тебе, потому что хочу чтобы ты работала у меня. Но это не значит, что взявшись за руки мы пойдем навстречу восходящему солнцу. У меня есть своя жизнь, своя женщина. А мы с тобой команда. Договорились? Пойдем вниз, думаю чашка крепкого кофе и жирный клаб сэндвич пойдут тебе на пользу.

Пять лет спустя

Глава 1

Пару последних лет эта тетрадь валялась с другим школьным барахлом. И вот теперь, разбирая стол,  Кира нащупывает дерматиновую обложку у стенки выдвижного ящика. Она разгребает мятые обертки от шоколада, скрепки, ластики, отряд изломанных карандашей, чтобы добраться до тетради. Наивная летопись ее детской  влюбленности -девичий дневник. Кира сдувает с глаз упавшую прядь волос, улыбается и открывает священный манускрипт. На третьей странице нарисованы двое в лодке. Кира и Глеб, конечно.  Море условное – три жирные голубые линии. Лодка похожа на банан и тщательно раскрашена желтым фломастером. Голова Киры нежно прижата к плечу ее возлюбленного. Трехпалая кисть с жутким, фиолетовым маникюром, покоится на его бычьей, как у Минотавра шее. Она конечно, в фате с короной. По рисованию всегда была твердая тройка, поэтому ничего удивительного, что в профиль Кира похожа на удивленного зайца, а у Глеба прическа как у известного немецкого психопата, который давно сгорел в бункере. На небе солнце в лучах, как на китайском бальзаме, а в левом углу кривой месяц с россыпью кремлевских звезд. В правом нижнем углу накорябано назидание Глебу:

Люби меня как я тебя

И никогда иначе

И не забудь любви моей

Не изменяй тем паче

На шестой странице мудреный  секрет, раскладушка – оригами. Муся постаралась. И складывала ее долго, что –то замеряя фалангами пальчиков и полизывая бумажки шершавым, как у котенка, языком. СИКРЕТ !!! – было написано разноцветными карандашами на конверте. Когда Кире было девять лет, она аккуратно вклеила школьную фотографию Глеба в раскладной животик конверта.  А рядом вывела куриным почерком :

Твои глаза как звезды

Горят в ночи моей

И больше уж не будет

Таких хороших дней...

Муся, которая за лето  набралась ума от подруг старшей сестры, посоветовала ей дописать что-то вроде  :

          Мы с тобой как наяву

          В лунном плаваем в пруду

          Ты прижми меня покрепче

Страстью бешеной к утру

– Что это «страстью бешеной»? – спросила Кира

Муся прижалась губами к уху подруги. Ее дыхание горячо щекотало шею.

– Ну помнишь, я тебе говорила, как они это..., – зашептала она.

Кира отодвинулась. Какое-то время они молча смотрели  друг на друга.  В глазах у обеих бегали веселые черти.

– Фу! – наконец сказала Кира.

Смеясь, они повалились друг на друга. От этого пруда веяло гадостью. Так пахла взрослая, омерзительная тайна. Ее же любовь к Глебу была совсем другой. Там не было «страстью бешенной».  Просто двое в лодке, ее голова на его плече, они плывут далеко-далеко, где будут бесконечно счастливы.

Нужно потянуть конвертик за углы и оттуда,  как дюймовочка из волшебного цветка,  выглянет Глеб. Уголки конвертика стерлись от  частых прикасаний. Ему здесь пятнадцать. На фотографии он в анфас, но Кира прекрасно помнит его профиль юного, римского императора. Надменный и прекрасный. Чудесные, холодноватые глаза, насмешливые губы. Вера Петровна как-то заметила, что у него рахманиновские кисти. Длинные, музыкальные пальцы. Отец Глеба – начальник литейного цеха, тогда усмехнулся: Кисти может быть и рахманиновские, но растут они из одного места. ВОТ ЭТО  БЫЛА  НЕПРАВДА!  Глеб, например, мастерски играет в теннис, и однажды даже занял третье место в городском, юношеском турнире. В квартире родителей, его комната до сих пор  увешана грамотами и вымпелами, а на крыше шкафа сверкают два спортивных кубка. Мать Глеба  натирает их каждую неделю. Видимо сильно скучает по нему. Ну что же, Кира ее понимает.

Кира всегда была влюблена только в него.  Сколько себя помнит. Глеб, Глеб, Глебушка….

Лето. Горный пансионат в Чимгане. Она на отлично закончила второй класс хореографического училища. Глебу пятнадцать. На завтраке в столовой, пока не видела мать, Кира сваливала очищенное яйцо в тарелку Глеба и делала умоляющие глаза.  Яйца были противные, с потемневшим желтком, похожим на солнечное затмение.  Кира вообще ела очень плохо. Она долго, с отвращением, жевала хлеб с маслом, вернее просто  держала кусок во рту, под пристальным взглядом матери.