Чужой для всех. Книга 1. - страница 5

стр.

— Нигде нет порядка, — громко проворчал он, и хотел было вызвать интенданта, но приподняв глаза, уперся взглядом в портрет фюрера, висевший на стене. Фюрер смотрел строго и неодобрительно, как бы соглашаясь с его выводами. — Да, нигде нет порядка, — вторично пробурчал генерал и, забыв о половицах после взгляда фюрера, уселся просматривать папку с рапортами и приказами.

Что-то, вспомнив, он быстро нашел среди прочих бумаг измятый лист командира разведывательного батальона и через строчку вновь пробежался по нему глазами.

" Я, Франц Ольбрихт, гауптман Панцерваффе Вермахта ...

Проведение силовой разведки ...Танковый рейд на глубину....В этих целях разумно .... В ходе разработки операции...

Отвлекающий маневр провести в районе...

Ответственность возложить на.....

Со всей нашей верой в бога мы выполним долг".

— Сопляк,— выругался генерал, нажал кнопку вызова адъютанта.

— Майор Рэмек! — бесцеремонно обратился он к вошедшему подчиненному.

— Слушаю вас, господин генерал.

— Вы готовы с гранатой идти на русские Т-34?

— Я вас не понимаю, господин генерал. Поставьте вопрос конкретнее.

— Не понимаете?— генерал язвительно усмехнулся. В эту минуту он был похож на тощего злорадного удава, которого давно не кормили и вот на завтрак ему преподнесли трусливого зайчишку.

— Подойдите ко мне, Рэмек. Ближе. Еще ближе. Стоять!

На адъютанта повеяло ледяным холодом. Он весь сжался.

— За то я хорошо это понимаю, Рэмек!— процедил сквозь зубы генерал. — Скоро ваш холеный вид превратится в гамбургскую сосиску. Вы любите сосиски, Ганс? Или в Нижней Силезии их не делают?

Адъютант остолбенел.

— Обильно политые соусом, Рэмек,— убийственно добавил Вейдлинг.

Упитанные, румяные, чисто выбритые щеки майора мгновенно побледнели. Правый глаз стал нервно дергаться.

Адъютант не знал что ответить. Такого выпада от генерала он еще не слышал. Его сердце лихорадочно забилось. В голове заскакали мысли: — Что он такого натворил? Почему стал неугоден командиру? Его отправят на передовую? Первая пуля моя. —

У Рэмека появилось легкое опьянение и чувство страха падения. Кружилась голова. В последний момент, силой воли, он сумел справиться с невероятным волнением. Набрав в легкие больше воздуха, сильнее вытянувшись перед грозным командиром, выпалил:

— Готов служить Великой Германии и его Фюреру всюду, куда меня пошлют, господин генерал,— за тем подумав, добавил, — если произошло что-то особенное, то хоть сейчас готов отправиться в траншеи к товарищам.

Глаза генерала потеплели, по усталому, худощавому лицу пробежала легкая улыбка. Он поднялся с кресла и, подойдя вплотную к адъютанту, произнес:

— Похвально, Рэмек. Достойный ответ. Порадовали,— и похлопал фамильярно подчиненного по плечу. — В траншеи вы еще успеете. Вы нужны пока здесь. У нас дел воз и маленькая тележка. Но, гранатами, майор, запаситесь. Это мое вам пожелание, — генерал вновь улыбнулся, но это была уже недобрая, злорадная улыбка.

Тем не менее, адъютант с облегчением вздохнул. Его щеки начали постепенно розоветь. Ему понравилась шутка шефа.

— Какие будут указания, господин генерал,— отошедший от психического удара адъютант лихо щелкнул каблуками до глянца начищенных сапог.

— Первое, — глаза генерала были вновь суровы, — соедините меня с командующим армией. Немедленно.

— Будет выполнено, господин генерал.

— Второе, где командир разведывательного батальона капитан Ольбрихт? На 12 часов он должен быть у меня.

— Ольбрихт офицер слова, господин генерал. Прибудет без опозданий. Если что-то не случилось в дороге.

— Вы что-то скрываете от меня, Рэмек?

— Ни как нет, господин генерал. Правда...

— Говорите,— генерал насторожился и был весь во внимании.

— Он бывает иногда рассеян. Но это видимо после ранения и контузии под Курском.

— Это все?

— Последнее время он замкнут, господин генерал, хотя я знал его веселым парнем.

— Это сказывается в деле? — Вейдлинг в упор смотрел на подчиненного. Рэмека это не смутило. Он знал, что Франца в самом начале войны с русскими опекал тогда еще полковник Вейдлинг. Поэтому все, что касалось Ольбрихта, тот выслушивал с особой щепетильностью.