Чужой - страница 8
— Дрейер из лаборатории семантики. Но он заявил, что потратил пятнадцать лет своей жизни на расшифровку письменности Строидов и с него хватит, что больше он не прикоснется к этому.
— Держу пари, он займется нашей надписью, если это она так необычна как ты говоришь. Так и будет, я хорошо знаю этих любителей древностей. Мы попросим Файфа передать ему несколько копий этого письма. Кто следующий из лучших специалистов?
— Вероятно, сам Файф.
— Держу пари, будет нетрудно заставить его начать это делать.
Старый ученый был в восторге от открытия надписей на огромном Драгоценном Камне. Он взял копии фотографий в свой кабинет и провел целых два дня, сравнивая их с известными записями.
— Это совершенно новый набор символов, — сказал он после завершения предварительного осмотра. — У нас уже есть три набора иероглифов, которые, похоже, никоим образом не связаны между собой. Это уже четвертый. Вы послали копии Дрейеру?
— Да, но Дрейер давно признал, что потерпел поражение.
В течение недели Файф более внимательно знакомился с надписями. За это время работа по анализу облучения артефакта различными длинами волн была завершена. Результат оказался полностью отрицательным, за единственным исключением — излучение 150 ангстрем делало видимыми символы на Драгоценном Камне. Никаких других эффектов, имеющих какое-либо значение, отмечено не было. Материал полностью отражал каждую наложенную на него частоту.
Таким образом, Андервуд снова оказался на исходных позициях. Невозможно было проанализировать материал, который отказывался реагировать на любую приложенную частоту. Андервуд сказал Терри по завершении серии химических тестов:
— Если ты хочешь, чтобы артефакт оставался здесь и в дальнейшем, боюсь, тебе придется придумать какой-нибудь более эффективный способ для его изучения, а я сделал все, что мог. С физической точки зрения этот артефакт такая же загадка, что и язык строидов. Я, по крайней мере, умываю руки.
— Ну, того что артефакт отправят в музей, теперь я не боюсь. — Папа Файф вцепился в него зубами и не отпустит, пока не найдет ключ к этому жаргону.
Андервуд не верил, что язык Строидов когда-нибудь будет понят, если только по какой-то счастливой случайности они наткнутся на своего рода Розеттский камень.[4] Даже если бы Строиды были несколько внешне похожи на человека, как полагали археологи, могло оказаться так, что их разум был настолько чуждым, что человек по своей природе не мог их понять.
Андервуд почувствовал серьезное желание отказаться от этой проблемы. Будучи бесспорно захватывающей, она была также неразрешимой, как проблема состава звезд в те дни, когда еще не был изобретен спектроскоп. Ни у археологов, ни у семантиков, ни у физиков еще не было инструментов, чтобы решить проблему Строидов. До тех пор, пока инструменты не будут изобретены, проблему нужно просто отложить в сторону. Его желание отказаться окрепло, когда пришло известие от Дрейера, который вернул посланные ему копии с короткой запиской, в которой утверждалось, что проблема в принципе не может быть решена.
Файф был встревожен ответом Дрейера:
— Этот человек просто пытается поддержать свою падающую репутацию, утверждая, что проблема не может иметь решения. Отправьте копии в музей, и пусть они начнут над ними работать. Я буду уделять этому все свое время. Вы поможете мне, если захотите, Доктор Бернард.
Сам Терри был очень встревожен масштабом тайны, которую следовало раскрыть. Он знал бульдожье упорство Файфа, когда тот за что-то брался, и не хотел быть привязанным к семантику до конца своих дней.
Андервуд занялся рентгеновскими снимками, пытаясь определить молекулярную структуру артефакта с кристаллографической точки зрения, чтобы выяснить, можно ли каким-то образом нарушить структуру. Он занимался этим уже неделю, когда Терри пришел к нему в лабораторию. Глянув на него Андервуд поинтересовался:
— Почему такое подавленное настроение? Ты выглядишь так, как будто Папа Файф тебя отшлепал.
— Я думаю, что подам в отставку и вернусь в музей. Бесполезно больше работать над этой головоломкой.