Цикл Дегона. Книга 1. Бог-амфибия - страница 2

Ну что ж, и в самом деле стояла темная ночь, ветер завывал над крышами домов, едва видневшихся за густой пеленой тумана, а тени были наполнены чем-то незримым. Эхо от стука копыт и поскрипывания колес кареты прерывистыми раскатистыми звуками отзывалось во тьме, а влага омерзительным холодным налетом покрывала окна кареты, крупы лошадей, лицо кучера и его руки, которые уже покраснели от холода и едва могли сжимать поводья.

Просто великолепно, с сарказмом подумал Говард. Вся эта сцена казалась бы еще великолепнее, если бы в ней не было небольшого, но весьма существенного недостатка: речь шла не о начале выдуманной истории, посвященной привидениям и способной вызвать ужас благодаря одному только стилю повествования, а о самой что ни на есть реальной действительности. И, если вдуматься, действительность была нисколько не лучше страшных историй. Говард наконец-то прекратил рассматривать лондонский портовый квартал, видневшийся за слегка запотевшим окном кареты (он ничего не мог толком разглядеть, так как туман становился все гуще, по мере того как они приближались к воде), и повернулся к рыжему мужчине, который сидел напротив него. У мужчины, настоящего великана, были широкие плечи и соответствующие бедра, так что он занимал два сиденья. Говард и великан были единственными пассажирами и новых попутчиков не предвиделось. Щедрые чаевые — и надежда на не менее щедрую плату в конце поездки — сослужили свою службу, так что кучер не собирался останавливаться и задавать праздных вопросов по поводу цели и причин полуночной поездки.

Честно говоря, любопытство кучера в данный момент заботило Говарда меньше всего. Некоторое время он глядел на Рольфа, затем сунул руку в карман своей шелковой жилетки, достал спички, черную бразильскую сигару, а вместе с ними вытащил лист бумаги, который явно уже несколько раз сворачивали и разворачивали. Говард подумал, что он читал это письмо раз пятьдесят, не меньше, хотя и получил его всего несколько часов назад. Нельзя сказать, что бесконечные прочтения что-то изменили — его содержание по-прежнему вызывало у Говарда смешанное чувство изумления и ужаса. И это чувство, вероятно, никуда бы не делось, даже если бы Говард прочитал письмо в пятисотый раз.

Ну почему сейчас, когда прошло столько времени? И почему именно здесь? Автор этих строк, приезжая сюда, шел на невероятный риск.

Отогнав от себя эту мысль, Говард развернул лист бумаги и, несмотря на то что уже знал это письмо наизусть, перечитал его в пятьдесят первый раз. Мелким резким почерком было написано:

Говард не мог теперь остановиться и перечитывал письмо вновь и вновь. Любому другому эти строки показались бы совершенно обычными, и сторонний читатель, возможно, разве что немного удивился бы высокопарному стилю автора письма. Однако все эти непривычные витиеватые обороты были не случайны, поскольку текст составлялся согласно определенному коду, о котором знали лишь два человека, а именно Говард и автор письма. Казалось бы, пустяковый текст содержал, кроме приглашения на встречу, еще и угрозу, а также намек, который придавал его звучанию вполне определенную настойчивость. Но Говард воспринимал эту настойчивость как приказ, причем настолько неотложный, что даже не рискнул оставить хоть какое-нибудь сообщение для Роберта, поскольку информация о личности этого таинственного «Н» была одной из десяти наиболее охраняемых тайн мира.

Глубоко вздохнув, Говард чиркнул спичкой и поднес огонек к письму. Он терпеливо дождался момента, когда пламя охватило практически весь лист, неспешно раскурил сигару и в последний миг выпустил лист из руки, тщательно растоптав почерневшие остатки каблуком. Вскоре на полу кареты остались лишь темные следы от пепла.