CoverUP - страница 2

Когда-то (правда, это было очень давно) мальчик Валя трепетал перед особями женского пола. Они казались ему созданиями неземными, воздушными, эфемерными. У девочек были юбочки, бантики и тонкие, визгливые голосочки. И, несмотря на то, что Валентина, как и всякого подрастающего самца, тянуло к этим странным особям, так непохожим на его друзей, он панически боялся подойти к понравившейся ему девочке. Потом все изменилось. Мединститут и студенческая жизнь не то, чтобы прибавили Валентину цинизма, а как-то очень быстро избавили от розовых очков и способности в каждой девушке видеть неземную фею. Теперь же у Валентина относительно воздушности и окрыленности не осталось никаких иллюзий. Они, женщины, едят. О, Боже, сколько они едят, и отнюдь не нектар с цветов. Тонны колбас, окороков, печеного теста, тяжелого картофеля, исходящих жиром шашлыков, литры борщей и расплавленного сыра, коварно маскирующегося под красивым названием фондю.

Валентин не то, чтобы стал женоненавистником, но глубоко разочаровался в особях женского пола. Он общался теперь с дамами, ни на минуту не сомневаясь, что они его постоянно обманывают. Впрочем, не только его, а всех окружающих. На самом деле, Валентин был твердо уверен, что дамы постоянно лгут и сами себя. Причем, во всем. Если притворяться каждую минуту, волей-неволей сам начинаешь в эту ложь верить.

Он профессионально-ободряюще улыбнулся даме, собирающейся на выход в глубокой задумчивости. Дама приятно улыбнулась ему, и в этом взаимной приятности они распрощались.

Валентин проводил клиентку взглядом до двери, затем поднялся и зашел за ширму. Скрытая белым рукавом халата, чуть повыше запястья, очень неприятно ныла свежая татуировка. Это нытье раздражало, портило и без того не очень хорошее настроение. Валентин расстегнул хрустящую белизной манжету халата, поддернул рукав. Татуировка покраснела по контуру, очевидно, гиперемия и вызывала это беспокоящее жжение.

И черт его дернул вчера осуществить эту бредовую идею. Бредовой она была и на первый взгляд, и на второй. А сегодня вообще казалась невозможно глупой. Как там сказала эта странная женщина в поезде? «Избавиться от фобии символом-оберегом». «Запечатать свои страхи в тату». Он решил попробовать и этот, уже, наверное, последний способ, ибо психотерапия не помогала. Не менее глупо, чем сделать татуировку, было соблазниться выгодным предложением и приехать поработать высокий сезон в санаторий. Санаторий находился у самого моря. Его было видно из всех окон, в том числе и служебной комнаты, и кабинета, и море, раскинувшись до беспредела, голубело бирюзой и сверкало в отблесках солнца, заполняя собой все мысли и проникая в подсознание. Вызывало одновременно восторг, покой и счастье. У всех, кроме Валентина.

Даже больше, чем женщин, он с самого детства панически боялся воды. И если первое неудобство он преодолел с помощью природой заложенного скепсиса плюс выбранной профессии, то второе было непреодолимо. За пределами разума и способности логически сопротивляться этому страху.

А здесь, на побережье, этой воды, конечно, было столько, что его мозг не мог вместить в себя весь ужас сущего. Валентин жил и работал вот уже несколько дней с плотно задернутыми шторами. И сколько бы он не уговаривал себя просто вечером пройтись по пляжу, ничего не получалось.

Специалисты говорили ему, что данная фобия особенно распространена среди тех, кто хоть раз в жизни испытал на себе что значит тонуть. Этот страх навсегда остался в подсознании, и выветрить его оттуда очень и очень сложно. Но с Валентином такого не случалось. Хотя бы потому, что сколько он себя помнил, никогда не подходил ни к одной луже, которая была бы больше и глубже, чем может вытерпеть его сознание.

Довольно известный в его городе психотерапевт, к которому Валентин попал на несколько консультаций, объяснил, что это мог быть определенный случай, произошедший в детстве, причем, как правило, даже самый незначительный. К примеру, ребенок мог захлебнуться водой, купаясь в ванной, и этот момент отложился в подсознании. Другое объяснение: человеку, страдающему аквафобией, приходилось видеть, как тонет другой человек. Если бы мог, Валентин обязательно спросил бы родителей, случалось ли с ним что — то подобное в бессознательном возрасте, но родителей уже не было в живых к моменту, когда он понял, что у него самая настоящая фобия, и спросить было не у кого.