Цвет абрикоса - страница 47
После того как взаимные приветствия были сказаны и сделаны все поклоны, красавицы, соблюдая чин, расселись, студент обратился к Хаохао:
— Вчера провинился перед вами.
— Провинились? Да вы и вовсе забыли о приличиях. — Не успела она договорить, как на столе уже были выставлены блюда, а на них мясо горной косули, дикой утки, золотого карпа, корочки свинины, жареные голуби и еще многое другое. В вазах горой лежали фрукты всех времен года. Короче, здесь было все лучшее, что бегает по суше и плавает в море. Подали и вино, душистое и изысканного вкуса, и нарядные гости скоро воздали должное этому изобилию: и изысканным напиткам, и душистому мясу, и разнообразным плодам и злакам. Так вкушали они яства и вино несколько страж кряду, и вот уже зажглось высокое пламя красных свечей в серебряных подсвечниках. И как сказал бы поэт, «когда стрелы ночи — закатные лучи — потонули в бронзовом сосуде земли…», иными словами, когда погас закат и на землю опустилась мгла, пир закончился. Едва передвигая ноги, собравшиеся спустились с башни, и, не имея сил идти дальше, расселись на ступеньках, ведущих в сад, подставляя разгоряченные лица освежающему ветру. Сияла ночь, заливая лунным светом все окрест. Цю Чунь велел подать воды для умывания. Служанка принесла таз, полный воды с благоуханными лепестками орхидей. Молодые люди омылись. Тем временем девушки удалились во внутренние комнаты, где тоже омылись. После решили разойтись по двое. Цю Чунь, взяв Ван Шичуня за руку, подошел к студенту, сказав так:
— Вчера Хаохао призналась мне, что вы обладаете исключительным орудием мужской силы и что оное так горячо, что едва ли не дымится. Полагаю, что вы получили этот дар от какого-то человека высокого роста. Хотел бы просить вас посвятить нас в свои тайны. Обещаем секретов не разглашать.
Ван Шичунь заметил:
— Брат Фын! В прежние времена вы не отличались особой силой и отнюдь не были тем, кто не знает перерыва. Готов совершить жертвоприношение богам и просить вас осчастливить нас наставлением. Так мечтаю о нем, как если бы я умирал от жажды. Не стал бы просить, если бы не клятва о побратимстве, которую мы дали друг другу.
— Братья мои, — сказал им Юэшэн. — Когда вы так приветливо встретили и обласкали своего младшего брата, могу ли я не поделиться знанием? Ни к чему умолять меня, ибо разве я не ваш брат по союзу дружбы? — И с этими словами он торопливо достал из рукава маленький мешочек и отсыпал из него некую толику снадобья, а именно шесть зерен, которые разделил между приятелями. — Снадобье не надо растворять ни в воде, ни в вине. Едва положите на язык, тотчас почувствуете действие. На одну женщину надлежит тратить три катышка. С помощью этого снадобья можно и с десятком красавиц управиться, — сказал им студент.
— Поистине удивительное зелье, — сказали молодые люди, надеясь на необычайное действие трех зерен снадобья. — Ныне оно нам ох как кстати! — Сказав так, молодые люди склонились друг к другу и о чем-то тайно договорились. А о чем, вы, читатель, скоро узнаете.
Между тем Хаохао и Паньпань обменивались впечатлениями:
— Что-то наши молодые господа задумали!
— Ничего такого мы не задумали. Право, ничего. Мы просто говорили на нанкинском диалекте.
— Это на нанкинском диалекте вы договорились вздернуть нас на этой стене?
— Через четверть часа все сами узнаете, — сказал им студент.
Девушки поняли, что молодые люди и вправду о чем-то договорились. Но они молчали и лишь посмеивались.
У Ван Шичуня была певичка, которую он особо выделял, — Мю десятая.[36] В тот вечер у нее был гость, отправляющийся в дальнюю дорогу. Они пили весь день и вечер. Она перепила и не посмела присоединиться к компании. Мю десятая проводила гостя и одиноко сидела в комнате, освещенной слабым мерцанием серебряного светильника. Тем временем певичка Паньпань, вдохновленная вином, была во власти «весенних настроений». Она потащила Цю Чуня к себе в комнату. Служанка, держа светильник в руках, повела Ван Шичуня к Мю десятой. А студент отдал предпочтение Хаохао, и они тотчас разделили ложе.
Цю Чунь положил на язык три катышка снадобья, проглотил, разделся и, обняв свою подружку, возлег с ней. И тотчас его будто подхватил бешеный порыв ветра-страсти. «Выходит, зелье и вправду со смыслом», — подумал он, ибо его орудие мужской силы уже пылало, точно факел, и походило на пику, выточенную из цельного куска железа.