Цвет мира — серый - страница 81

— Что?

— Применительно к нашей ситуации это означает, что дороги для нас станут небезопасны.

— У тебя есть какие-то предложения? Если мы опять сойдем с тракта, скорости нам это не прибавит.

— Верно, — сказал Ланс. — У меня осталось немного денег. Вообще-то я хотел приберечь их для того, чтобы заплатить за морскую дорогу в Тхай-Кай, но… Не купить ли нам пару лошадей? Верхом мы доберемся до порта за несколько дней. Опять же, лошади повысят в глазах остальных наш социальный статус, и нам будет легче избежать лап вербовщиков.

— А как же мы тогда переберемся через океан?

— Можно будет продать лошадей, — задумчиво сказал Ланс. — Или раздобыть денег каким-то другим способом.

— Ограбив кого-нибудь? — уточнил я.

— Ты совсем недавно стоял на стреме, пока я грабил лавку. А еще раньше ты мародерствовал и убивал людей, — напомнил Ланс. — Преступлением больше, преступлением меньше, какая разница?

— Я убивал людей на войне.

— А тот парень, из-за которого тебя загребли в инквизицию?

— Он был шпионом Гарриса.

— И ты считаешь, что его ты тоже убил на войне, — сказал Ланс. — На такой невидимой войне, да?

— Да.

— И это тебя оправдывает?

— В смысле?

— Я не вижу большой разницы между убийством человека на войне и любым другим убийством, — сказал Ланс. — И тут и там ты делаешь человека мертвым. Это главное. Обстоятельства, при которых произошло убийство, второстепенны.

— И это мне говорит человек, который был командиром наемников?

— Да, — сказал Ланс. — Именно он и говорит.

— Если следовать озвученному тобой принципу, то все солдаты — преступники.

— Есть места, где это мнение является довольно распространенным, — сказал Ланс. — Но лично я вообще не склонен рассматривать убийство человека как преступление. Есть, кстати, и такие места, где самого этого слова никто не знает. Есть народы, в языке которых вообще отсутствует слово «преступление».

— Как такое может быть?

— Если нет законов, то нет и преступников.

— Ты говоришь о каких-то дикарях.

— А что, дикари уже не люди? — спросил Ланс.

— Скорее, они еще не люди.

— Полная чепуха, — сказал Ланс. — Мы все дикари. Цивилизация — это миф. Это совершенно недееспособное образование, случайно созданное человечеством, оно обычно рушится при первых же признаках опасности и тщательно отстраивается снова, когда опасность минует. Я почитаю цивилизацию величайшей глупостью из всех, которую когда-либо придумывали разумные расы. Естественное состояние человечества — это варварство. Если опасность будет достаточно велика, человечество навсегда в него вернется.

— И ты такое тоже наблюдал? — саркастично уточнил я.

— Частенько, — сказал Ланс совершенно серьезно. — Термин «преступление» был придуман именно цивилизованными людьми. Для варвара не бывает преступлений. Когда варвар хочет пить, он идет и берет воду. Когда варвар хочет есть, он идет и берет еду. Когда варвар хочет женщину, он идет и берет женщину. И никогда не спрашивает разрешения у тех, у кого он берет эту самую воду и еду. И у женщин тоже разрешения не спрашивает. Для варвара не существует законов, которые могут удержать его от совершения того или иного поступка. Есть только один фактор, который может остановить варвара — у него может оказаться недостаточно силы для того, чтобы взять желаемое. Но к законам это по-прежнему никакого отношения не имеет.

— Это аморально, — заявил я. Ланс расхохотался.

— Мораль — это лишь костыли для человека, у которого нет собственных принципов. У меня есть собственные принципы. А у тебя?

— У меня есть совесть, — сказал я.

— Совесть — это очень сговорчивая дама, — сказал Ланс. — Любой взрослый и более-менее разумный человек может оправдать в собственных глазах самый нехороший свой поступок. Вплоть до предательства.

— Предательство оправдать нельзя.

— Можно. В собственных глазах оправдать можно все. Могу даже подсказать тебе самую простую формулировку: «Это было необходимо». Или вот еще одна: «Это было меньшее зло, по сравнению с…» Тут ты можешь подставить все что угодно. Что тебе больше нравится.

— Наверное, людям очень легко жить с такими принципами, — сказал я.