Цвет папоротника - страница 5
— Хелло, гелз, может, в «дурачка», хе-хе, сыграем?
Девицы разом подняли головы и застрекотали:
— О! Вот ду ю вонт? Что вы хотите? Мы не понимайт.
— В «дурака» сыграем, — растерянно повторил Сеня.
— Гуд, гуд. Корошо. Дурак. Корошо.
Это были настоящие интуристки, примерно бальзаковского возраста, то бишь они нам в тетки годились. Сеня попятился назад, кланяясь, словно неловкий бой в гостинице.
— Сорри, простите.
Повернувшись ко мне, он ядовито вызверился:
— Чего расселся, людям мешаешь.
Мы двинулись дальше. Сеня для чего-то надел сорочку и застегнулся на все пуговицы. Брюки при этом он нес на сгибе руки. Оглядев орлиным взором территорию, Сеня приказал мне одеться. «Так нужно», — уверенно подавил он мой бунт и сам влез в брюки. Среди голого царства мы теперь выглядели официальными лицами. Наподобие банщиков.
Затем Сеня взял наперевес кинокамеру, а мне вручил свой преферансный блокнот.
— Значит, так: я — главный режиссер, а ты мой ассистент. Усек?
— А может, не нужно? — вяло отбивался я.
— Будь мужчиной. Они на это клюют. — Сеня, готовясь к операции, говорил беззвучно, словно рыба. — По-твоему, лучше спросить, теплая ли водичка. Или — мы вас где-то видели. Примитив. Все всё прекрасно понимают. И всем нужен только повод. Тут, брат, хоть удава на шее носи: придут и погладят.
Я капитулировал перед этой логикой, потому что понимал: ничто само в рот не падает, сколько ни сиди в ожидании.
Сеня уже выбрал объект. Неподалеку под кустом чернотала на сером общежитском одеяле спиной к спине устроились две девчушки. Одна чернявенькая, с заколкой в виде солнышка, другая беленькая, с острыми лопатками и длинной нежной шеей. Загорели они как-то странно — только руки и плечи. По всему было видно, что им нечасто случалось выбираться на пляж. Девчушки, не поднимая глаз, упрямо зубрили толстые учебники.
— Ну, как водичка? — нашелся Сеня, когда мы, потея под палящим солнцем, подступили к ним.
Девчушки удивленно подняли головы и переглянулись. Сеня подарил им свою знаменитую нержавеющую улыбку и отрекомендовался проникновенным бархатистым баритоном:
— Главный режиссер Святополк-Мирский. Конечно, слышали обо мне?
Девчушки еще раз обменялись взглядами и, не сговариваясь, кивнули.
— Так вот, наша съемочная группа сейчас ищет натуру для массовых сцен. Вы бы нам подошли. Понимаем те, на невольничьем рынке паша выбирает себе пленниц. И вы — товар, понимаете, живой товар. Вас целый месяц гнали степью янычары, вы ужасно похудели. Голодные, измученные, но непокоренные. Вы сможете удержаться от приема пищи три дня?
— Сможем! — восторженно пискнула беленькая и, устыдившись самой себя, покраснела до ушей. Видно, она скупала, как и все девчата в ее возрасте, фотографии артистов в газетных киосках.
— А этот товарищ кто? — недоверчиво косясь на мой блокнот, спросила черненькая. В ее терновых, с сизиной глазах запрыгали резвые бесенята. — Тоже режиссер?
— Ассистент первого помощника главного режиссера, — угрюмо, как угнетенный начальством подчиненный, буркнул я.
И этой угнетенности, раздражительности они как будто поверили. Во всяком случае, вторая, ясноглазая, со смешными веснушками на чистом лице, заглядывавшая живому режиссеру в рот, откуда только что вылетела вдохновенная импровизация. И Сеня, как актер, почувствовавший доверие публики, молодцевато подтянулся и подсел к ним на одеяло. Покопавшись в «дипломате» он хлопнул себя по лбу:
— Черт, визитную карточку забыл… У вас есть телефон?
Подружки пошушукались, причем беленькая на чем-то горячо настаивала, и наконец решились.
— Записывайте… — сказала та, что побойчее.
— Ассистент, запишите кандидатуры в список, — щелкнул пальцами Сеня. — Кого попросить?
— Скажите тете Дусе, чтобы позвала Агнессу из пятьдесят третьей, — сказала черненькая. — Это меня. А мою подругу зовут Виктория.
Сеня подмигнул мне. Спектакль проходил как по нотам.
— А тетя Дуся это кто? — приложил ладонь к уху Сеня, будто не расслышав.
— Да так… живет у нас… собаку выводит, — подгребая песок, независимо произнесла Агнесса.
— И что, вы вместе живете в одной квартире? — будто следователь, допытывался Сеня.