Цвет жизни - страница 2
На войне он был командиром отделения взвода пешей разведки, пока не получил тяжёлое ранение… После войны родной Камышин, где когда-то жила их огромная семья: у отца – железнодорожного обходчика – было девять сыновей, выжили, правда, лишь семеро. Василий Семенович в первой главе незавершенного романа «По белу свету» писал: «Когда семейка наша усаживалась за стол, мать обычно пересчитывала нас:
– Алёшка раз, Сашка два, Митька три, Пашка четыре, Ванька пять, Васька шесть, Мишка семь! Слава богу, все целы…»
Так бы и сидели братцы «семеро по лавкам», собирались бы, взрослея, вместе в родном Камышине в последующие годы, да не вышло. Отроком утонул Павлик, а Александр в тридцатых пропал в ГУЛАГе…
Но вернёмся в Камышин послевоенный. Опять учительский и журналистский хлеб, и горькое чувство при воспоминании о брошенном на чекистский стол писательском билете. Но времена были такие, что не торопился Матушкин начинать восстанавливаться в Союзе писателей… И неизвестно, как бы дальше сложилась судьба, если бы не встретил в пятидесятом году в Москве Михаила Луконина, который когда-то ходил к нему в литкружок тракторного завода. Известный земляк-поэт, лауреат Сталинской премии и один из руководителей Союза писателей СССР помог ему вместе с Алексеем Сурковым восстановить и доброе имя, и писательский билет…
В пятидесятые годы вышло несколько книг его рассказов, он работал собкором «Учительской газеты», «Сталинградской правды». Уж чего-чего, а прототипов для своих произведений ему хватало. Но снова испытание: внезапная болезнь, сильнейшая астма, советы врачей срочно сменить климат… Так в пятьдесят восьмом он с двумя дочерьми оказался в Рязани.
Снова дороги, книги, пьесы и… постоянная тоска по Сталинграду да Камышину… Уж, казалось бы, всего ему хватало в Рязани и в недальней от неё Москве. И книга самая знаменитая его была написана здесь (будучи составителем сборника десяти лучших, по его мнению, повестей о Великой Отечественной войне, Виктор Астафьев включил «Любашу» в сборник «Дорога в отчий дом», вышедший в честь 25-летия Победы в Пермском книжном издательстве). И в суперпопулярной и сверхдоступной для народа «Роман-газете» издавали, пьесы хорошо шли в нескольких театрах, художественный фильм по повести сняли, на шесть иностранных языков прозу его перевели… И даже с самим Солженицыным, мягко говоря, «общался», сначала принимая, а потом исключая того из нашего идеологически строгого тогда Союза писателей, исполняя обязанности ответственного секретаря Рязанской писательской организации. Покуда всамделишный секретарь по такому историческому поводу «косил» в больнице – аппендицит…
Кстати, в конце девяностых, в дни своего восьмидесятилетия Солженицын обмолвился в телепередаче, что не держит на тех «пятерых рязанских мужиков» зла… А чего ж держать-то? Не по-христиански это… Ежели из сегодняшнего дня глянуть, то, не ведая того, открыли сорок лет назад «мужики» добравшемуся со временем и в нужный час до так и не обустроенной России (к тому ж обосновавшемуся на щедро реконструированной советско-партийной даче…) «патриарху совести» и присудителю премий собственного имени широкие двери к общечеловеческой славе и к спокойному, более чем достойно оплачиваемому творчеству…
Одним словом, всего хватало Василию Семёновичу, даже завидных орденов (Красного Знамени и Октябрьской Революции). Ан нет. Каждый год по нескольку раз приезжал он в Волгоград, с обязательным заездом в Камышин. Вроде только дочерей да внуков проведать, а сам всё ждал, что однажды предложат ему братья-писатели переехать на родные берега. Собирались, не особо торопясь, предложить, а уж годы его за восемьдесят перевалили… Скончался он в Рязани в конце декабря восемьдесят восьмого года и похоронен на почётном погостовом месте – рядом со Скорбященской церковью православной…
В феврале 2016 года исполнилось 110 лет со дня рождения одного из основателей Сталинградской писательской организации (в составе учреждённого в 1934-м Союза писателей СССР) Василия Семёновича Матушкина. Немало уже прожили на белом свете и книги рязанского сталинградца – писателя, прадеда моих внуков, который, как нередко казалось мне, глядел на мир глазами священника, какого-нибудь работящего деревенского батюшки, встающего каждый день с солнышком к своей извечной, посланной Свыше службе и добрым деяниям…