Цвет жизни - страница 55
Лишившись школы, Тарас стал понемногу помогать отцу. Он наловчился работать пилой и ножовкой и как заправский слесарь смело рубит зубилом железо. Он уже самостоятельно берется ремонтировать простенькие замки, вставлять донья в ведра.
Глядя, как сын с увлечением вертится у тисков, привинченных к подоконнику, мать порою спрашивает:
– Тарас, кем ты будешь?
– Машинистом. Сам буду делать все, – решительно отвечает Тарас.
Когда отец бывает в веселом настроении, он заставляет Тараса читать книжки вслух. Приносит он книжки с завода и не велит их никому показывать.
Тарас читает, но мало чего понимает. В книжках часто повторяются такие мудреные слова, как капиталисты, буржуазия, рабочий класс, экономика. Он просит отца разъяснять непонятное, например, что такое меньшевики. Отец доходчиво объясняет:
– Меньшевики это такая группа в партии, она против большевиков…
Тарас старается внимательно слушать отца, но ему скучно…
Однажды отец принес веселую книжку о казачьем атамане Разине, вольное войско которого громило толстосумов, забирая их добро, нажитое на народном горе. Тарас прочитал, поразмыслил и захотелось ему сделать такое судно, которое могло бы не только плыть под водой, но и летать по воздуху, как аэроплан. На таком корабле Тарас появлялся бы во всех концах света и, как Степан Разин, мстил богатеям за угнетаемых и бедных.
В очередной раз мечтая об освободительных походах, Тарас не замечает, что они уже миновали Астраханский мост и поднялись на гору. Показалась яркая зелень городского сквера.
Весь сквер и улицы, прилегающие к зданию мужской Александровской гимназии, запружены людьми. Никогда не видел Тарас здесь такой толпы. Она гудит, как прибой, перекликается сотнями криков. То там, то тут попадаются цветные шарфы и шляпки, но больше – серых и черных платков, грязноватых картузов и шапок. В толпе почти не слышно смеха и шуток. Какая-то женщина в стороне с надрывом голосит, точно по покойнику:
– И на кого же ты нас, кормилец, по-кида-а-ешь!.. И-и…
Долго тянется скребущий душу голос.
С другой стороны несется хриплая ухарская песня:
Рявкнула гармошка, зазвенели колокольчики, и снова горланит группа пьяных разряженных парней:
Парни идут через толпу мимо Тараса – с цветами, приколотыми на грудь, в лихо заломленных фуражках. Они машут платками, как на свадьбе. В центре рыхловатый парень с гармонью, со взбитыми вихрами и красным, точно вспухшим лицом. Кумачовая рубаха горит на солнце, как пламя. Взглянув на него, Тарас узнаёт Бояринцева.
– Гад… – брезгливо шепчет он.
Люди нехотя расступаются, хмуро смотрят на парней.
– Радуются, рожи лакейские… – ворчит старый грузчик в потертых синих шароварах.
Тарас с трудом пробрался вслед за родителями к зданию гимназии. По лестнице поднялись в зал. Здесь за столами призывная комиссия, воинское начальство. Несколько полицейских блюдут порядок, не допуская близко к комиссии жен и матерей, пришедших с запасными. Женщины явились узнать, какая помощь будет оказана семьям запасных, которых забирают на фронт.
В зале душно и тесно. Прибывают все новые и новые группы запасных и сопровождающих их женщин, детей, стариков. Тарас не отступает от матери. Он слышит, что все говорят об одном и том же.
– Был бы как перст и слова не сказал. Пошел бы. А то ведь их орава, душу мутят, – жалуется худой мужик с жидкой, будто выщипанной бороденкой.
– Ну и иди, – отвечает ему женщина в платке с черными крапинами. – А я принесу дитё и на стол им брошу. Мудруют… Сынов забрали, а теперь и отцов тянут.
– Не бросишь, матушка, – укоризненно возражает писклявый голос из толпы. – Дети-то, они не щенки, в землю не закопаешь. Надо в резон рассуждать. Его, мужа-то, убьют или без ног вернется, калекой. Что с ним тогда делать? Могила.
– Это еще ничего, коли без ног, а то вовсе убьют иль отравят…. Без ног он еще может милостыню собирать, особливо ежели какую кокарду иль кресты на грудь заслужит. Таким больше подают. А вот плохо, что их там тыщами, как комаров, газами душат. Вон у наших соседей пришел Демьян, парень, как арбуз спелый, был, а там ему всё нутро спалили. Вконец замучил его кашель. Будто куренок кудахчет и на глазах тает, почернел весь, сердечный…