Цветочный демон - страница 4

Выйдя из мраморностенной бездны, Лунайтай в спешке возвращался вдоль пропасти; когда он достиг озера, о котором говорил Окклайт, он остановился, чтобы опустошить свою фляжку и залить в нее сердито шипящую жидкость. Затем он возобновил обратный путь.

К исходу второго дня, после невероятных тягот и мук в раскаленном аду Эфома, он достиг Лоспэра в то же время тьмы и отдохновения, как и когда ушел. Здесь о его отсутствии не объявлялось, предполагалось, что он скрылся в подземном святилище под пирамидой Ворквэля в целях продолжительной медитации, как было в его обыкновении.

Надежда и трепет сменялись в его сердце, он боялся, что его отважное кощунство будет бесполезно и план разрушится. Лунайтай ждал ночи, предшествовавшей двойному рассвету летнего солнцестояния, когда в секретной комнате черной пирамиды будет готовиться чудовищное приношение. Нэлэ будет убита членом коллегии - жрецом или жрицей, по жребию, и ее жизнекровь, направляемая желобами, закапает с алтаря в большую чашу, затем чашу вынесут на торжественной обрядовой церемонии к Ворквэлю, а ее содержимое выльют в страшный требовательный кубок кровавого цветка.

Он едва успел увидел Нэлэ за время этого промежутка. Она была более замкнутой, чем когда-либо, и, казалось, полностью отдалась грядущей гибели. Никому - и меньше всего своей любимой - Лунайтай не осмелился намекнуть на возможное предотвращение жертв.

И вот наступил жуткий канун обряда - сумерки, стремительно чередующие оттенки самоцветов, обратились в темную завесу, украшенную пламенем северного сияния. Лунайтай прокрался через спящий город и вошел в пирамиду, которая черной громадой нависала над хрупкой архитектурой города - его здания были скорее навесами и решетками из камня. С бесконечной тщательностью и осторожностью царь приготовил препарат по предписаниям Окклайта. В огромный жертвенный кубок из черного металла, в комнате, освещенной заключенным солнечным светом, он опустошил фляжку бурлящего, шипящего яда, который принес с белых гор. После того, ловко вскрыв жилу на одной руке, он добавил определенное количество своей собственной жизневлаги к убийственному зелью, от чего вспенившийся кристалл всплыл как магическое масло, не смешавшись, так что чаша, на любой взгляд, была наполнена жидкостью, более всего подходящей для сатанинского процветания.

Держа в руках черный кубок, Лунайтай взошел по тесаным ступеням лестницы, которая вела к месту присутствия Ворквэля. Сердце его робело, чувства оцепенели в леденящих водоворотах ужаса, когда он вступил на высочайший предел, царящий над затененным городом.

В светлом лазурном сумраке, меж чудных радужных струн света, которые предшествовали двойному рассвету, он увидел сонное покачивание чудовищного растения и услышал его усыпляющий шорох, которому слабо отвечали мириады цветов на ярусах ниже. Кошмарный гнет, черный и ощутимый, казалось, расточался с пирамиды и ложился недвижной тенью на землю Лофея.

Ошеломленный своим безрассудством, Лунайтай подумал, что его потаенные мысли, несомненно, будут открыты, как только он приблизится, и что Ворквэлю покажется подозрительным предложение жертвы задолго до привычного часа. Он преклонился пред своим цветочным сюзереном. Ворквэль ничем не показал, что соизволил заметить присутствие короля, но великая цветочаша в своем царственном жгучем багрянце, потемневшем в сумерках до гранатово-красного и пурпурного, наклонилась вперед - в готовности принять отвратительный дар.

Спустя миг промедления, который показался вечностью, задыхаясь и цепенея от религиозного страха, Лунайтай вылил яд, скрытый кровью, в чашу. Яд кипел и шипел, как колдовское варево, когда жаждущий цветок пил его. Лунайтай увидел, как чешуйчатая ветвь отдернулась, быстро опрокинула свой демонический грааль, как будто отказываясь от сомнительного корма.

Слишком поздно! яд впитался в пористые внутренние оболочки цветка. Наклонное движение прямо в воздухе изменилось на мучительные корчи рептильного отростка, а затем огромный чешуйчатый ствол Ворквэля и корона острозубчатых листьев размашисто заметались в смертельном танце, темным силуэтом рисуясь на фоне сияющих занавесей утренней авроры. Низкий шорох цветка поднялся до невыносимой ноты, наполненной болью умирающего дьявола. Глядя вниз с края платформы, на которую Лунайтай присел, чтобы избежать разрастающихся взмахов цветка, он увидел, как меньшие растений на террасах шатались и гнулись в безумном унисоне с их повелителем. Подобно звуковым галлюцинациям в болезненном сне, слышался хор их мучительных взвизгов.