Цветок империи - страница 3

Путь открывается тому, кто готов узреть его. Пытаясь обрести гармонию с силами природы, прежде распахни окна своей души и познай ремесис внутри себя».

Она с детства знала, что не похожа на других, что внутри сидит нечто, способное отдалить ее от всего прочего мира. Так оно и происходило, день за днем, вплоть до их с братом тринадцатилетия.

Сначала это тревожило Юви, следом пришла радость от обладания необычной силой, осознание своей уникальности, но настал черед запретов и постоянных пряток. Все же наследником был Роши, а не она. Женщинам ремесис не поддавался, и все городские заботы, связанные с магией, лежали сугубо на крепких мужских плечах. Магия передавалась по наследству, от отца к сыну, никак иначе, и только в аристократических родах, которые, если верить преданиям, брали начало от самих Лотосовых Богинь, или иначе – Муз. Но вот в семействе Казиньяк родились двойняшки.

Маленькая Юви допытывалась у мамы – мол, как же так, прародителями магии были все же женщины? И тогда та рассказала легенду, согласно которой троица богинь – Белая, Красная и Желтая Тейры – были прокляты и заточены в ключи, положившие начало городу Ремесису, а их магию доверили мужчинам. Но за что они впали в такую немилость перед небесами, история умалчивала.

В пределах поместья родители не запрещали Юви пользоваться магией, но всячески ограждали от общества. Дилип и Сима Казиньяк перебрались после рождения двойняшек за городскую черту, подальше от любопытных глаз, а всем говорили, что их дочь не отличается крепким здоровьем. Но слухи имеют свойство искажать правду. И Юви приписывали слабость не только тела, но и ума. Она старалась не впускать в голову пришлые мысли и чужие сплетни, направляя всю себя в магию.

Отец по призванию был садовником – с помощью ремесиса он создавал чудесные парки, путешествовал по всем королевствам, заслужив себе имя и любовь жителей, а позже стал советником Девяти Королей. В их поместье царило вечное лето, поля благоухали лавандой феникса – оранжево-пурпурными пучками трав, напоминавшими живой огонь, ирисами и жемчужной травой. Возле дома охапками росли пионы всевозможных цветов и оттенков, заставляя сердце Юви замирать при каждом взгляде на них. В тени персиковых деревьев она любила танцевать, мелькая среди стволов, как среброкрылая бабочка.

Стоило в поместье приехать кому-то из города, она неизменно пряталась у себя в комнате. Чтобы не задавали лишних вопросов, особенно насчет диковинных белокурых волос. Темноглазые и темноволосые мартимьяне, высокие и поджарые, казались ей иногда другим племенем, а ее будто случайно занесло сюда ветром. Но в то же время Юви ощущала магию как нечто неотделимое от себя, а значит, ее место здесь, в Ремесисе.

Когда в их с Роши тринадцатилетие пришел черед первого светского раута, брат само собой поехал один. О Юви, о том, как она выглядит, почти никто не знал или не упомянул. Но Роши так и не вернулся. Брата отравили, и магия оказалась бессильна.

Юви сжала руки в кулаки, сидя на стуле ровно, совсем как в детстве. Ножницами щелкала не ее ласковая мама. Лезвия звенели колокольчиками, напоминая утреннюю трель в Ремесисе – ее прежнем драгоценном городе. Она на мгновение прикрыла глаза и вспомнила, как порой заматывала голову шарфом и сбегала от прислуги. Чаще всего угоняла коня, хотя жадно посматривала на отцовских «журавликов» – черные лоснящиеся автомобили, завезенные в страну в качестве подарка от иноземного правителя. Если бы они тогда знали, что следом за машинами придут и сами захватчики.

Юви тяжело вздохнула. Кудри опадали на пол лепестками смертельно опасного цветка. Кортис немедленно смел все до единой волосинки и затолкал в льняной мешочек. Магические волосы пойдут на зачарованные нити для формы их подпольной армии и на лекарства для сирот Ремесиса. Юви знала, что должна помочь своему народу хотя бы этим.

Но от нее требовали большего.

– Юви, обещай мне не перегнуть палку, как ты умеешь, – настойчиво попросил Дилип Казиньяк, отойдя в сторону.

Он посмотрел на дочь в зеркало. С этой нелепой короткой стрижкой она была похожа на мальчишку. Вылитый Роши, будь он жив.