Цветок из Кирены - страница 8
В задумчивом молчании продолжаем путь через плато. Здесь растительность не такая пестрая, как среди развалин. Преобладают корявые сосны, кустарники, среди трав — высокий мохнатый зопник[7], чьи желтые двугубые цветки расположены кольцами в несколько ярусов между ворсистыми супротивными листьями.
Плато остается позади, снова дорога зигзагами спускается вниз по склону, и вдруг нашим восхищенным взорам открывается бирюзовое Средиземное море. За последним поворотом расстилается целое поле цветущего «сильфия». Сотни крупных желтых соцветий светятся над рваным голубовато-зеленым ковром листьев.
— Ну-ка, посмотрим, на что способны мои земледельческие руки.
С этими словами Луллу выскочила из машины и засучила рукава, потом открыла заднюю дверцу «Лендровера» и вытащила широченную лопату с длинной рукояткой, которую я предусмотрительно вожу с собой на случай, если мне не повезет и придется выкапывать мой автомобиль из песчаной дюны.
— Надо же проверить, отвечает ли корневой сок описаниям древних, — добавила она и решительно подошла к самому мощному растению.
Стебель венчало несколько распустившихся соцветий, и верхнее из них возвышалось примерно на метр над землей. Не меньше метра в поперечнике составляла площадь, занимаемая листьями. Моя энергичная спутница принялась крошить лопатой красную каменистую почву, которая казалась такой же твердой, как скалы кругом.
Что до меня, то я сосредоточила свое внимание на более хлипких и податливых растениях, так как по опыту знала, что мой крестец сразу взвоет, если я начну предаваться таким физическим упражнениям, как Луллу.
Впрочем, и среди хлипких цветочков были экземпляры, заслуживающие внимания. Маленькая ползучая желтая округлая люцерна[8] с похожими на гармошку плоскими спиралевидными бобами. Карликовый ирис-касатик[9], изысканностью формы и окраски не уступающий ирису наших цветочных магазинов, но стебелек — всего два сантиметра и цветочки не больше ногтя на мизинце. Пушистый мелкий звездчатый клевер[10] с чашечкой в форме звезды. И много, много другого.
Я увлеченно выдергивала растения или выковыривала корни перочинным ножом и укладывала свой урожай между листами промокательной бумаги в прессе.
Знаменитое финское упорство восторжествовало. Примерно через полчаса я услышала стонущий голос Луллу:
— Ну вот, сейчас мы его доконаем, паршивца!
Речь шла о корне ферулы. Ей удалось вырыть вокруг него канаву, и обнажился мощный корень с отростками дюймовой толщины.
Чутье подсказало мне, что сейчас уже поздновато с учтивым видом предлагать свои услуги. И мне оставалось только стоять сложа руки и смотреть, как Луллу в последний раз вонзила лопату в землю, уперлась ногой и нажала что было мочи. Тихо всхлипнув, корень ослабил свою железную хватку. Луллу живо нагнулась, схватила землистый ком и подняла в руке свой трофей.
— Где твой большой нож?
Получив его, она отрезала от корня несколько кусочков и один протянула мне. Мы жадно облизали влажный срез.
Вкус был какой-то пресный.
— Но ведь у него должен быть вкус чеснока! — вспомнила я.
Луллу Подняла с земли сумочку, которую отложила в сторону, когда взялась за лопату. Кроме паспорта и денег, пудры и губной помады в сумочке хранилось несметное количество листков бумаги с всевозможными данными о сильфии.
— Постой-ка, сейчас поглядим… — Она лихорадочно перебирала свои записи. — Так… Диоскорид сообщает, что корень покрыт черной пленкой, которую соскабливали. После этого делали на нем в определенных местах надрезы и собирали сок. Сок этот быстро портился, поэтому его смешивали с мукой, он приобретал красноватую окраску, столь характерную для настоящего сильфия, и мог долго храниться. Эта смесь, похожая на камедь, легко растворялась слюной. А Плиний страшно возмущался тем, что ценнейшее всеисцеляющее средство фальсифицировали — подмешивали в него асса фетиду…
— А чесночный вкус? — нетерпеливо напомнила я.
— Не спеши! Сейчас дойдем до него, — успокоила меня Луллу и продолжала свой пересказ. — Диоскорид описывает сок так же, как Плиний, но подчеркивает, что у него вкус не чесночный, как у асса фетиды.