Цветок лотоса - страница 25

Но не этим богатствам завидовал правитель, не они вызывали его ярость. Владыку приводило в бешенство то, что у Камеамеа птицеловов-охотников за редкими попугаями было больше, чем у него; что во время войны, когда алии должны были приходить со своим войском, Камеамеа выставлял самый большой отряд воинов; что до сих пор ненавистный алий, хотя он живет уже не менее сорока лунных лет, устраивает «испытание смертью», которое он, владыка, не может запретить или повторить. Сам верховный жрец благословляет этот обряд, это испытание, и владыка острова вынужден присутствовать на нем.

Раз в год алии и свободные крестьяне из всех моку сходятся к отлогому берегу, усеянному мелкой галькой-Камеамеа идет вдоль берега, а несколько воинов бросают в него копья. Пружиня мускулистым телом, ловко отворачиваясь от летящего оружия, алий идет вперед, приседает, прыгает и ловит руками пущенные в него копья.

Все восхищаются смелостью и ловкостью алия, но никто не решается повторить это испытание. Никто! Слава о Камеамеа идет по островам, а правителю остается утешать себя мыслью, что никогда Камеамеа не наденет плащ мамо.

Гордый алий думал иначе. Очень давно он прикачал своим рабам сделать для него плащ мамо, длинный плащ табу. Делать его могли лишь старики. Тех, кто начинал плести основу, уже не было в живых, и теперь другие мастера продолжали труд, не зная, закончат ли они его. К основе, представляющей сеть из волокон растения олона, необходимо привязывать одно за другим крошечное перышко. Чтобы сделать короткий плащ, надо потратить годы, а на длинный плащ, плащ верховных владый острова, — десятилетия. На плащ мамо шли перья почти двух тысяч попугайчиков, и Камеамеа обложил все подчиненные оханы данью пером.

Этот алий, наверное, действительно не боялся богов, если задумал при жизни правителя стать владыкой острова и только ли одного острова? Даже Коа, любимый племянник, надежный помощник в его делах, не знал, как далеко идут помыслы Камеамеа.

Еще утром, заметив две быстро приближающиеся к острову точки в открытом океане, Камеамеа отправил Коа на берег, дал ему нескольких воинов и приказал разузнать о пришельцах.

Прошло много времени, солнце спешило к закату, а Коа не возвращался. Алий нервничал. Гавань была скрыта от дома Камеамеа горным склоном. Рабы, выстроившись цепочкой, передавали хозяину, что видно стоящему на гребне. Хозяин был недоволен. Получаемые сообщения не разъясняли, почему там кричали «Лоно!» и что это за громовой удар, раздавшийся из-за горы. «Неужели, — думал алий, — самому надо идти на берег? Нет!»

Он стал ждать возвращения Коа.

— Сэр, посмотрите, как они ловко управляются со своими корытами, — сказал Дик, не отходивший от Дука с тех пор, как корабли стали на якоря. На флагман перебрался с «Дискавери» Кларк, здоровье которого последние дни становилось хуже, и он редко выходил на палубу. Матрос показывал на легкие лодки островитян, стремившиеся к кораблю.

Лодки были длинные. У большинства из них к борту прикреплен балансир, который придавал устойчивость этим неуклюжим на первый взгляд суденышкам. Выдолбленные из целого ствола дерева, заостренного с двух сторон, они легко и быстро скользили по волнам. Все одеяние островитян составляла неширокая повязка вокруг бедер да браслеты из ракушек на руках и ногах.

— Капитан Кларк, — Кук обратился к своему гостю, — не напоминают ли они воинственных римлян. Посмотрите на шлемы тех двух. Может быть, мы на том свете и нам уготована встреча с Цезарем, а это его воины, которых жгли на медленном огне и кожа их стала красной.

Кук усмехнулся и передал подзорную трубу Кларку. На носу двух лодок стояли рослые мужчины в высоких наподобие кирас легионеров красно-желтых шлемах и такого же цвета накидках на широких плечах. Островитяне подплывали молча. Только вода всплескивала под ударами весел.

Кларк болезненно улыбнулся и передал трубу Кингу — помощнику Кука.

— Сэр, — отрывисто произнес Кинг, — вы не обратили внимания на топоры и дротики, которые сжимают безмолвные посланцы сатаны?

Кук поднес трубу к глазам. Да, он видит оружие. Спокойные, мужественные лица островитян не выражают ни страха, ни ненависти. Они спокойны, удивительно спокойны.