Цветок жизни. Книга изумрудная - страница 15

Кажется, что он болтает с Жу, чтобы доставить удовольствие ей. Или тишину не слушать… Второе- наиболее вероятно. Сам Илья сдержанный, скупой на эмоции и жесты. Ничего лишнего в движениях. Очень красивое лицо. Глаза редкого, серебристо-серого цвета. Густые черные волосы. Высокий очень и мощный. Руки теплые, теперь я это знаю. Только эти руки могут и в кулаки сжиматься и бить, калечить, сокрушать. И смотрит он глубоко, внятно, созерцая, нет, не так… понимая.

Шрам на губе и подбородке. Лишний совсем. Ненужный.

Я съела всю кашу и разглядывала Илью. Они с Жу препирались, наверно, смешно. Засмотрелась и пропустила момент, когда сам Илья уставился на меня. Я вздрогнула, но почему-то не смогла отвести глаз от него. Он сам зацепился за меня взором.

Странные ощущения, словно я слегка взлетела, приподнялась над Землей. Что это?

Из невесомости вырвал меня голос Жу.

— Ли, деточка, так как ты с котом-то говоришь? — мне было приятно, что Жу обратилась ко мне на «ты».

Я медлила с ответом, потому, что нужно было объяснять, что это часть моего дара. Слов много, а я отвыкла говорить.

— Умею. Я тиби. Дар такой.

— А что еще ты умеешь? — Илья очень заинтересовался.

Я сжалась. Голос пугал и его интерес. Он расстроился…почему? Извини, Илья, я сейчас расскажу. Попробую.

Попыталась выдавить из себя рассказ и ничего не вышло…

— Отстань от девочки. Чаю будешь, Ли? — я кивнула, и занялась чаем, чтобы скрыть неловкость.

— Хочешь, пойдем погулять? — Илья больше не сердился и предлагал мне Солнце.

Я сразу отставила чашку и поднялась. Потом снова села и опустила голову. Я такая дикая, что стыдно.

— Конечно, хочет! Сам не видишь? Пойдем, Ли, я помогу одеться, — и потащила меня в холл, по пути рассказывая какую «курточку» славную она мне купила и какие «сапожки» очаровательные.

В прихожей меня крутили, словно куклу. Жу надевала на меня куртку, Илья повязывал шарф. Нати крутился рядом и ждал прогулки. Потом меня усадили и стали натягивать те самые, очаровательные сапожки.

Илья заметил мои носки и уставился на Жу.

— Пышка, зайцы? Серьезно?

— У нее ножка маленькая! Взяла детские. Все тебе не так!

Мы вышли. Наконец-то! Солнце, хрустящая каша снега и ветерок. Я замерла, сойдя с широкого крыльца и закрыв глаза, дышала.

Илья взял меня под руку.

— Пойдем, Ли. По дороге поболтаем. В доме по утрам слишком шумно. Жу очень болтливая, но и очень хорошая.

Я кивнула, и мы двинулись по аллее, к соснам и дальше. Илья придерживал меня очень аккуратно, словно боялся сломать. Спасибо, сероглазый Бессонов.

— Мы договорились, что я буду вещать, а ты или кивай или отрицай. Верно? — я кивнула, — А лучше, если я буду говорить, а ты отрицай те мои измышления, где я ошибся.

И снова кивнула. Боже, прошу, дай мне возможность сказать «да» или «нет»…или любые другие слова. Пусть немного, но лишь бы Илья не думал, что я ненормальная. Правда, я ненормальная на самом деле.

— Итак, ты тиби, Лилит де Монк, но не родная дочь Каро де Монка. Ты художник, весьма талантливый. Ладно, об этом потом. В Столице почти не жила. Вероятно, училась где-то за Новой Сибирью. Проснулся дар поздно. Так? Каро тебя спрятал. Потом подписал брачный контракт с Демидовым и тот увез тебя в Плёсков. До Плёскова ты где была?

— Горсуново, — у меня получилось!

— Ясно. В Горсуново сколько ты пробыла? Год? Ясно. А в Плёскове? Год? — Илья прикрыл глаза, и лицо его снова стало злым, — Ладно. Тебе сколько лет, Ли? Двадцать один? Два? Ясно. Значит, в изоляции ты с двадцати лет. Сразу после Университета? Академии?

— Вольского.

— Хорошая Академия. Старая, классическая. Ты успела попутешествовать. Я точно знаю, что ты была на Мансо. И в обеих Столицах. Еще ты была на Сёдзе.

Откуда он знает? Илья, ответь, как ты читаешь мои мысли? Это часть дара дитари? Или у тебя свои собственные, никому не ведомые способности?

— Каро тебя продал. Демидов тебя… — тут Илья полыхнул золотом, но увидев, что меня затрясло, и я сжалась, сделал невероятное усилие над собой и искры его погасли, — Демидов тебя обижал. Бил…. Насиловал.

Я замотала головой.

— Нет? Не бил? — я закивала, — Бил?

Это цирк. Я чувствую себя полной дурочкой.