Цветы и гвозди [СИ] - страница 5

— Анко, — на стук в дверь Мадара открыл небыстро — всклоченный, явно только проснувшийся, хотя дело близилось к полудню. — Что привело?

— Мадара-сан, вы мне друг? — в лоб спросила Анко.

— Допустим, — Мадара зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Тогда у меня к вам будет просьба. На самом деле, ни к кому, кроме вас, я не могу обратиться с этим…

— Короче.

— Короче так короче. Мне дали миссию вне деревни. Посидите с моими детьми до вечера.

Мадара подавился следующим зевком.

— Посидеть с детьми? — переспросил он, уперев в неё взгляд разномастных глаз: бездонного чёрного и неземного сиреневого. — Мне?

— Наша дружба вышла на новый уровень, — Анко проникновенно заглянула ему в глаза. — Посидите с детьми, ну пожалуйста, Мадара-сан! С меня саке и стол к нему, когда вернусь.

— Новый уровень, да? А как же секс под настроение? — шутливо полюбопытствовал Учиха.

— Я теперь женщина, повязанная обязательствами, — напомнила Анко. — Так что только если заплатите Конохе денег за соответствующую миссию.

Мадара насмешливо вскинул бровь.

— И Сасори не будет возражать?

— Миссия — не измена, а источник дохода, — изрекла Анко. — Посидите с детьми.

Продолжая смотреть на неё, почти не мигая, Мадара вдруг… расхохотался.

— Вы чего? — осторожно спросила Анко, начиная искренне опасаться за свою шкуру. Ну пиздец, если она сломала внушительного в своей суровой мрачности Учиху Мадару…

— Только тебе хватило бы ёбнутости не только придумать кинуть детей на меня, но ещё и действительно это предложить, — пояснил Мадара, посмеиваясь.

— А что тут такого? — поняв, что всё в норме и можно давить дальше, Анко незамедлительно встала в позу. — Вы сами сказали, что мой друг, к тому же вы ответственный взрослый, с которым мелкие точно будут в безопасности. Тем более, это только на несколько часов — в девять сбагрите их Ибики, я даже попрошу, чтобы он сам за ними зашёл, и всё будет… Ксо, да хватит вам ржать!

— То есть после… после меня они попадут к Ибики?! — сквозь смех проговорил Мадара, опёршись рукой на косяк. — Анко, ты за что своих сыновей так не любишь?

— Почему это не люблю? — возмутилась она совершенно искренне. — Больше жизни люблю. И потому доверяю только самым надёжным людям.

Мадара перестал смеяться, вновь посмотрел на неё пристально. Усмехнулся собственным мыслям, кивнул.

— Можешь оставить мне детей, Анко. Я за ними присмотрю.

— Спасибо, — серьёзно поблагодарила она.

И убежала, пока Учиха, отрешённо посмотревший ей вслед, не передумал.

Во второй раз в то утро Анко забежала к Мадаре буквально на пару минут: ровно чтобы сгрузить ему близнецов в коляске и прилагающийся к ним рюкзак с экипировкой, поцеловать Учиху в щёку и, заверив, что сочтутся, ускакать на задание.

Мадара проводил её хмыканьем. Закрыв за куноичи дверь, он скользнул взглядом по коляске с младенцами. Те уже проснулись и принялись пока ещё тихо похныкивать.

Мадара никогда не был в восторге от детей, но признавал их неотъемлемой частью жизненного плана. Не умел с ними ладить, особенно с маленькими. В отличие от брата, получавшего удовольствие от занятий с клановой ребятнёй, Мадара предпочитал держаться подальше от воспитания подрастающего поколения. Отчасти, конечно, дело было в том, что это самое поколение — как и старшее, впрочем, — преимущественно шугалось от его вида и Ки, которую учует даже не-сенсор…

Однако посидеть с детьми до вечера не казалось ему непосильной задачей. Мадара понимал, что должен вливаться в жизнь деревни. Это непросто сделать с учётом собственных ощущений от прошлого и того, как сильно здесь всё изменилось, но однозначно необходимо, потому что на пользу клану. Для этого нужно заводить связи с другими людьми. Не считая Итачи и Саске, сейчас его самая крепкая связь с Анко; вообще, удивительно, как женщина, поначалу рассматривавшаяся исключительно как многофункциональный компаньон на вечер, стала ему кем-то вроде друга. Не Хаширама, конечно, даже не близко…

«С другой стороны, — мысленно заметил Мадара, — у Сенджу не было такой шикарной груди», — и тут же расфыркался, вначале представив себе Хашираму с сиськами среди пиздеца, творимого Мокутоном, а после — оттого что приметил в своей душе паскудное чувство нехватки. Эту дрянь лучше обфыркать и постараться отринуть, чем признать её существование.