Цветы на болоте - страница 17

— Тять, а зачем?

— Чего «зачем»?

— Летает-то.

— Ну… это, осваивает пространство! Что видит, докладывает, а ученые люди проверяют сходится по их расчетам или нет. Зачем? Так уж люди устроены, Улит, их не корми, а дай неизвестное пощупать! У себя в дому, может, портков не хватает, а первым делом надо соседские портки посмотреть, голышом, а иди! Любопытно… Оттуда, из космоса, погоду уже делают, предсказывают, и рыбные стада… косяки то есть, высматривают. Мало ли! Человек про природу знать должен, ее тайны открыть все.

— Дальше, тять, тайн-то больше будет, дальше непонятнее будет.

— Здрасте! Вон в газетах: «Человек проник в тайну океана!»

— Это далеко?

— Порядочно, тыщи километров, а что?

— Тять, ты про нас знал, про кикимор?

— Откуда? И никто не знал. В сказках говорили…

— А это рядом. Во-он, из окошка видать.

Мария посмотрела на мужа и гулко захохотала.

— Ты чего? Ты-то чего? — Спирька недовольно. — Слаще морковки и не видала, туда же…

— Тять! — Улита пытливо смотрит. — Про домовых слыхал?

— Брехня! Врут все, никаких домовых и нет, присказки это, предрассудки… — хотел еще что-то сказать, Улита его остановила.

Села девчонка прямо на пол, ножки расставила, сарафанчик одернула, на печь смотрит, быстро-быстро залопотала:

— Путянь, Путянь! А ну-ка встань! Тошка-невеличка, накрошу яичка, дам большую ложку, подсыплю горошка. Путянь, Путянь, а ну-ка встань!

У Марии волосы на голове зашевелились, за сердце взялась…

— Батюшки!

Прямо из-под заслонки печной звякнувшей — мужик, с котенка ростом, но взаправдашний — рубаха, сапоги, борода, усы, как положено! Глазки-бусинки на Спирьку с Марией зырк-зырк, и как побежит, к Улите на колени прыг, замурлыкал-запел, слов не разобрать. Кот Филимон и ухом не повел, видно, приятели с этим… как назвать-то?!

Рубаха у Путяни-домового кушачком подвязана, сапоги блестят, на волосах, под горшок стриженных, шнурок, как у мастерового…

— Тять, дай яичко Путяньке, — строго Улита Спирьке. — Ты, мамка, сиди, он баб-то не очень любит.

Мужик закивал, вскарабкался Улите на плечо, оттуда ополоумевшей Марии рожи строит. Тонко улюлюкает, ручками машет. Дразнит.

Спирька яичко очистил, подал Улите, сам не удивляется чего-то. Привыкать стал…

— Ешь, Путянька, ешь, Ягушке скажу про тебя, она спасибо тебе пришлет. Хорошо дом содержишь.

Мужик яичко быстро слупил, мал-мал, а жрать горазд! Погладил Улиту по щеке, шепнул на ухо ей и, скорчив на прощанье Марии рожицу, в печь заскочил, опять заслонка звякнула. Где он там обретается? Не в огне же!

— Этот-то, — Спирька на печь кивает, — Путянь твой, не сгорит?

— Страсть какая! — Мария моргает, но отошла маленько, успокоилась.

— Улит! Ну, хорошо, а как, скажи, человек придумал все это, а? Лампы, телевизор, трактора, ракеты, ну и все остальное…

— Он не придумал, он вспомнил. Когда человек совсем счастлив станет, тогда он по-настоящему придумывать начнет. Только нас уже не будет…

— О, едрена-матрена, куда ж вы денетесь?

— Мало человеку места на земле, он нас и вытеснит. Скажи, тять, сказки раньше писались… А теперь есть они? Чтобы с волшебством, с превращениями, а начинались так: «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был…»

— Где теперь «царство»? Чего писать-то! — Спирька взвился. — Царя давным-давно скинули, в «царстве»!.. Про волшебство — это верно, не пишут, ну а сказки, Улит, теперь сказки — книжки фантастические, про миры разные, про пришельцев и планеты! Как их завоевывают.

— Под носом у себя не видим! — Мария невпопад бухнула. — Пришельцы какие-то… Откуда они придут, и для чего? Сам говорил, мол, жизни не хватит со звезды на звезду лететь. Лучше бы дороги заасфальтировали, грязюка весной — по ухи самые!

Спирька покосился на жену, подумал и кивнул, соглашаясь.

— Тять, Ягушка говорила, что раньше на наших местах много птиц и зверья водилось. Куда ушло? Болота высушивают, а зачем? Не проще на свободное, вольное место переселиться? Вокруг всему погибель, ничего путного не выходит… Все равно земля урожай не дает. Спохватятся люди, да поздно будет. Только придет время, человек оставшиеся крохи так беречь будет, что и жизни не пожалеет. За каждую букашку, каждого куличка умереть готов будет…