Цветы на окнах - страница 19

стр.

— Вот вам ещё одно доказательство, что бога нет, — усмехнулся Слежевский далёкой усмешкой, путешествуя по каким-то закоулкам прошлого, — Зачем он соединил таких разных людей?

— Ну, а дальше? — Рябинина сейчас интересовал не бог.

— Я заметался, как запертый в квартире пёс.

— Почему заметались?

— От одиночества. Прожил несколько лет с человеком, вроде бы привык, вроде бы не чужой… А человек-то чужой. У' меня возникло странное чувство… Будто бы она уехала. Анна уехала, и вместо неё живёт какая-то женщина. А я скучаю по Анне. Представляете, скучаю по женщине, которая рядом?

Он смотрел удивлёнными глазами, определяя, удивляется ли следователь. Рябинин нетерпеливо ждал.

— И мне захотелось уехать, — почти выдохнул Слежевский.

— Куда?

— К Анне.

— Она ведь рядом.

— Я говорил… Мне казалось, что она уехала. Мне захотелось уехать от неё к ней. А?

— Дальше.

— Вы знаете, Сергей Георгиевич, что между любовью и ненавистью есть какая-то непонятная связь?

— Нет такой связи.

— Есть, есть. Её корни в инстинкте. Хищник ловит жертву свирепо. А потом играет с ней нежно. Перепад от ненависти к любви. Отсюда вышли и человеческие отношения. Вот почему любовь переходит в ненависть и наоборот.

— У вас… перешла? — Рябинина теперь интересовала не его философия, а ход его отношений с женой.

— Мы ненавидели друг друга много лет совместной жизни.

— Это в чём-то выражалось?

— В ежедневных скандалах самого вульгарного свойства.

— Ну, а дети? — вспомнил Рябинин, потому что Слежевский ничего о них не говорил.

— Дети? Младший разбил тарелку — восемнадцатилетний парень получает от матери оплеуху. Старший привёл девушку в гости — Анна её выгнала. А уж про свои муки и не говорю.

— Но ведь они дали показания…

— Я попросил: «Ребята, если скажете про скандалы, то меня заподозрят в убийстве…»

— А соседи, знакомые?..

Сергей Георгиевич; от людей наши собачьи отношения она скрывала с ловкостью хорошего шпиона. Ласкова со мной, заботлива, любяща…

— И никто не знал?

— Никто.

Сосновые бревёнца с травами поглотили его голос. В избушку ступила глухая тишина — лишь дрова потрескивали в плите. Забытый чай давно остыл. Бледный Слежевский пристально глядел в стол, пытаясь вычитать что-то для себя в его древесном узоре.

Сколько Рябинин выслушал за свою следственную работу семейных историй — сто, двести? Все разные, все интересные… Но чем-то похожие, как битые автомобили на свалке. Счастливые семьи к следователям не попадают. Но эти сто, эти двести… Он был убеждён, что семья жива поэзией. Как, впрочем, и человечество. Пропади поэзия, и семья опускается до уровня производства-потребления. Как и человечество.

— Вы не любили её, — сказал Рябинин.

— Она меня не любила.

— И она вас.

14

Рябинин давно пришёл, может быть, к главной своей заповеди: чаще всего ошибается тот следователь, который не верит людям. Их работа держалась на правдивых свидетелях, как дом на гранитном фундаменте. И стоило следователю из-за одного нечестного усомниться в честности всех, как он ступал на зыбкую почву непознаваемости, — тогда его ум, работоспособность и умение, какое бы они стройное здание ни воздвигли, крутились впустую; тогда все его версии, сколь бы они ни были остроумны и отработанны, рассыпались прахом. Следственная работа была частью жизни, а жизнь, несмотря на все её зигзаги, держалась в конечном счёте на честности.

Но ни один свидетель Рябинина не обманул — они лишь ошибались. Ни единого свидетеля Рябинин не заподозрил в нечестности — они лишь ошибались. И всё-таки десять дней работы прошли впустую…

Под окнами клуба зарычали машины — оперативная группа во главе с Петельниковым вернулась с задания. Брали Мелентьевну.

Первым в комнату следователя вошёл Фомин со странно отрешённым лицом, как бы показывая, что факт его появления ничего не значит. Вторым вошёл Петельников — на лице старшего инспектора розовело редкое для него смущение. Третьей вошла Мелентьевна — согбенная, маленькая старушка лет семидесяти, запелёнутая в платки и платочки. Она встала меж высоким Петельниковым и широким Фоминым, как горелый пень меж дубов. Рябинин улыбнулся.