Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - страница 11

Все более недвусмысленными становились намеки Цзиньлянь.

— Не огорчайтесь, невестка, — успокаивал ее У Сун. — С братом беды не наживете.

Приход хозяина помешал им продолжить разговор. У Чжи принес мяса, овощей, фруктов и сладостей и оставил все на кухне.

— Цзиньлянь! — крикнул он, поднимаясь по лестнице. — Ступай приготовь. — Вот бестолковый! Тут гостя некому занять, а он вниз гонит.

— Обо мне не беспокойтесь, невестка, — вмешался У Сун.

— Какой несообразительный! — продолжала ворчать Цзиньлянь. — Что ты, не можешь попросить мамашу Ван похозяйничать, да?

И хозяин тотчас отправился за старой Ван. Когда все было готово, наверху накрыли стол. Чего тут только не было: рыба, мясо, фрукты, сладости и прочая снедь. Принесли вина, и У Чжи предложил Цзиньлянь занять место хозяйки.[77] Гость сел напротив, а хозяин сбоку. Он разлил вино и перед каждым поставил чарку.

— Отведайте, деверек, нашего пресного винца, — поднимая чарку, обратилась к У Суну хозяйка. — Не обессудьте за скромное угощение.

— Что вы, невестка! Я вам очень благодарен, — заверил ее гость.

У Чжи все время бегал за вином и наполнял чарки. Ему было не до жены, а она с сияющей улыбкой не переставала потчевать деверя.

— А мясо вы так и не отведали, — подавая блюдо, говорила она.

Прямой и скромный, У Сун относился к Цзиньлянь как следовало относиться к жене родного брата. Ему и в голову не приходило, что она, бывшая служанка, окажется такой искусной кокеткой да еще примется его соблазнять. Добродушный и слабохарактерный хозяин не умел занимать гостя и полагался целиком на жену, которая глаз не сводила с У Суна, а он даже не замечал этого и не смотрел на нее. Когда изрядно закусили и выпили, У Сун стал собираться.

— Если не спешишь, посиди еще, — упрашивал брата У Чжи.

— Простите за беспокойство, — отвечал У Сун. — Зайду как-нибудь в другой раз.

Хозяева спустились вместе с гостем вниз.

— О переезде подумайте, — напомнила Цзиньлянь, когда они вышли за ворота, — а то над нами смеяться будут. Ведь родной брат — свой человек. И недоразумение какое выйдет, так все обойдется.

— Вы так гостеприимны, невестка! — благодарил У Сун. — Я нынче же перенесу к вам вещи.

— Не забудьте, ждать буду, — отозвалась Цзиньлянь, которая все время предавалась пылким мечтам.

Да,

Вернувшись домой, У Сун собрал постель и вещи и велел солдатам отнести все в дом к брату.

При появлении деверя Цзиньлянь так обрадовалась, будто ей клад открылся. Комната для него была уже готова. У Сун остался ночевать, а солдата отпустил. Проснулся он рано, и хозяйка принесла ему горячей воды. Он умылся, причесался, надел на голову повязку[78] и отправился на утренний прием в управу.

— Отметитесь и побыстрее к завтраку приходите, — обратилась к нему Цзиньлянь.

У Сун ответил согласием, но в управе пробыл целое утро. Хозяйка все приготовила загодя. К его приходу был накрыт стол. Завтракали втроем.

— Сколько вам из-за меня хлопот! — заметил У Сун, когда Цзиньлянь подала ему чай. — Я ни есть, ни пить не могу спокойно. Завтра же пришлю солдата вам в помощники.

— Зачем вы так беспокоитесь, деверь! — прервала его Цзиньлянь. — Ведь не за чужим ухаживаем. У нас и дочка есть, Инъэр. Она, правда, только взад-вперед бегает, так я даже ей довериться не могу, а то солдату. Разве он чисто приготовит… Терпеть не могу солдат.

— Но я вам заботы прибавил, — пытался возразить У Сун.

О том же говорят и стихи:

Однако, хватит вдаваться в подробности. Как-то У Сун дал брату серебра, чтобы тот купил печенья, сладостей и фруктов и пригласил соседей. Те собрали немного денег и поднесли У Суну в знак уважения подарки. У Чжи снова устроил угощение, но не о том пойдет речь.