Цыганские сказки - страница 5

стр.

— А! Понял теперь, где счастье?! — засмеялся лесовой. — Учти, если будешь жену свою бить, хоть один раз ее ударишь, уйдет она к русалкам лесным. Последний раз тебя предупреждаю.

Сказал так лесовой отец, а потом вырос выше берез, захохотал, захлопал в ладоши и пошел через лес. А цыган с той поры стал жить с женой своей мирно и счастливо.

Как цыган лесовика обидел

Украл цыган коня где-то далеко от табора своего и возвращается домой. Известно всем, что когда с такого дела возвращаешься, то днем все больше в лесу скрываешься, а ночью, когда все затихает, едешь. Не с голыми руками возвращаешься — с чужим конем! А ночью-то вся нечистая сила и оживает, тут ей раздолье! Русалки свои реки проверяют, а лесовые по лесам шатаются да тех, кто в их владения забредает, наказывают. Так закружат иной раз, что и не выберешься.

Вот и едет цыган с краденым конем, и едет. Вдруг слышит, словно кто-то в колокол бьет. Понял цыган, что эта лесовик его заманивает. Испугался, а виду не подает.

— Нечего меня пугать, — кричит он лесовику, — меня и нет здесь вовсе, я в шатре сплю.

Захохотал лесовик и давай цыгана по лесу кружить. То цыган был вроде рядом с табором, а не прошло и минуты, как он за сто верст от своих шатров оказался. Кружил, кружил цыган по лесу, а наутро, выбившись из сил, привязал краденого коня к дереву, место пометил и пешком домой отправился. Целую неделю добирался. Пришел в табор и рассказывает, что с ним случилось.

— Потому-то он и крутил тебя по лесу, что ты обидел его, не откупился, надо бы ему серебра бросить, тогда бы он и отстал, — сказал старый цыган.

На следующую ночь собрался цыган на меченое место за конем и серебра с собой прихватил. С тех пор больше он с лесовиком не ссорился.

Как цыган сам себя наказал

Остановился табор неподалеку от деревни. А возле деревни, на самом краю ее, часовня стояла, и рядом с ней береза кривая росла.

Вот спит один цыган из табора и слышит, как кто-то его в бок толкает:

— Вставай, цыган!

Проснулся цыган, видит: стоит перед ним старичок — весь седой и борода до пояса.

— Иди к часовне, цыган, там под кривой березой клад зарыт. Полное охотничье голенище золота. На тебя этот клад записан. Срок уже выходит. Иди, отрой его и возьми.

Сказал старичок и исчез. Рассказал утром цыган своей родне о том, как к нему ночью старик приходил, а те его на смех подняли:

— Охота тебе идти позориться. Какой клад? Нет там ничего. Это над тобой кто-то насмешки строит.

Так или иначе, но не пошел цыган на указанное место. А табор дальше покатил. На следующую ночь опять приходит старичок к этому цыгану и говорит:

— Ты что же это, мой милый, не слушаешься? Или тебе клад не нужен? Придется тебе обратно возвращаться…

Наутро цыган снова рассказал своей родне о старике.

— Рядом был — не стал копать, а чего теперь тебе ехать?

Короче сказать, подняли цыгана на смех, и никуда он не пошел. А потом и забыл о кладе.

Много ли, мало ли времени прошло — бог знает, только случилось так, что табор оказался снова на краю той деревни, возле которой часовня стояла. Вспомнил цыган о старике, что к нему по ночам приходил, о кладе вспомнил. "Дай, — думает, — схожу все-таки, очищу Душу".

Никому ничего не сказал цыган и отправился на тo место, о котором когда-то ему старик говорил. Подошел он к часовне, встал под кривой березой и копать начал. Откопал охотничье голенище, взглянул в него, а там одни битые черепки лежат.

— Значит, правильно надо мной родня смеялась, — сказал сам себе цыган и только собрался обратно, как видит — перед ним тот старичок стоит:

— Эх ты, цыган! Сам от своего счастья открестился. Твоему кладу уже срок давно вышел.

Говорил я тебе, когда его надо было брать, а ты меня не послушал.

Как цыгане в чертей поверили

Жили-были два цыгана-конокрада. За жизнь свою коней увели видимо-невидимо. Ничего на свете братья-конокрады не боялись, ни бога, ни черта не признавали.

— Все это неправда, ни чертей, ни бога нет, — говорили они таборным цыганам. А те только головами качали.

Случилось как-то раз, что поехали братья коней воровать. Поймали двух лошадок и едут ночью к своему табору. Только подъезжают к реке, чувствуют, что лошади от земли отрываются, уже не слышно топота копыт, будто по воздуху кони летят. Стали к мосту подъезжать, а лошадей нет, как нет. Пропали. Поглядели цыгане друг на друга, видят: сидят оба на мосту на седлах своих, а в руках уздечки держат.