Далекие ветры - страница 9

Из своего университетского неведения я словно приблизила глаза к телескопу, сквозь протертую призму зимнего воздуха вижу мельчайшие детали деревенского быта.

По полу клуба тянет холодом. Женщины в пальто и пуховых платках грудятся на скамейках поближе к экрану. Парни с девчатами жмутся у холодной стены с пробитыми окошечками. Еще при свете заведующий клубом обойдет всех, обрывая билеты.

Вот уж течет сноп света над головами. Бесприютно мечутся на экране «похитители велосипедов». А кто-то поднимется со скамьи, пройдет к двери, напьется из бачка. Кто-то щелкает семечки себе под ноги, уйдет потом, и останется на полу шелуха с темными пятнами от валенок. Только что-то мало в кино мужчин. И вовсе не оттого, что их нет в деревне.

Бревенчатый магазин рядом с гаражом в центре деревни. С пяти до восьми вечера откинута с двери металлическая закладка.

Мужчины сходят с крыльца с оттянутыми карманами. Это вечера будней. А в субботу… Женщины прямо с работы исчезают на минуту за дверями магазина, и потом из кирзовых сумок выглядывают скромные колпачки бутылок.

Они спешат — к детям, к мужьям. Собираются по-соседски или по-родственному — работа свела вместе. Собираются без необходимости плясать. Собираются, просто чтобы собраться вместе. (Пляшут по праздникам.) К этому не готовятся — к столу всегда есть хлеб, сало, огурцы. Иногда не раздеваясь садятся за стол. Начинают пить. Пьют как-то всегда одинаково. Разливают водку в стаканы. Берутся за них молча, ждут с минуту хозяйку.

— Давай… — значительно поощрит кто-то. Опрокидывают стаканы одновременно, будто цветок разворачивается в разные стороны.

Компаниями в клуб не ходят. Он чужой им, клуб.

Юрка тоже несколько раз приходил домой поздно. Виновато-возбужденный, поворачивался ко мне и старался дышать в сторону.

Меня разозлило не то, что он пьян, а маскировка. Сказал, что был у механика.

Я очень медленно выговаривала ему в лицо, чтобы видеть, как долго он может сдерживать дыхание.

— У тебя так много общего с твоими друзьями! В потребности.

— Жаль, что у тебя ничего нет общего ни с кем.

Ладно. Это еще не самое страшное, Юрка. Мне зябко. Мне многое неясно.

Неужели нет большей радости, чем быть пьяным?

27 ноября.

Юрка принес из мастерской стулья — колхозный плотник сделал, дед Самоша.

Толстое строганое сиденье и тонкие, в коре, березовые ножки. Подобран изгиб спинки и бережно, чтобы не тронуть бересту, вдолблены выгнутые перекладинки.

Юрка сказал, что сиденье покрасит.

— Что ты! Это же нежно так. Смолистые доски и черные штришки по стволикам. Естественно и нежно. Старик же это понял. Смотри, он нигде кору на ножках не тронул, даже белая пыльца на спинке.

Я бросила «Огонек» на круглое сиденье, и его синяя обложка рядом с берестой стала холодной и густой.

— Правда, стиль выдержан? Юрка! А почему он такие сделал?

— Я сначала сам строгал. Он все смотрел, сидел в сторонке, курил, потом говорит: «Ты фуганком-то сучки не сбивай. Шуршепком сначала». У него там в углу стояли березовые заготовки для граблей. Я из них напилил ножки, хотел тебе сюрприз сделать. Когда начал вколачивать ножки, он ко мне ближе подвинулся. «Ты что, ножки прям так, что ли?» — «Да». — «А ты не ленись. Построгай. А то шелованишь что-то». — «Нет, батя. Жена это у меня… Колхозники из раймага круглые столы везут, а ей они не нравятся. Она мне вот такую табуретку заказала». Я же ему не врал?

Юрка сидел на чемодане, прижавшись щекой к дужке кровати.

— Не врал же?

Сдавленная кулаком складка почти закрыла глаз, отчего улыбка его была насмешливой.

— «Она у меня, дед, хочет быть сибирячкой. Только вот… Не хочет покупать мебель в магазинах». Тут я перестарался. Ножкой доску расколол. Бросил и хотел уйти. «Может, ты, дед, сделаешь, а? Я заплачу». — «Жена-то у тебя откуда? Городская?» — «Ну да». — «Ишь ты!» Ну и вот… Упивайся. Угодил?

Юрка стал заворачивать шерстяные носки на ботинки. Колхозники называют его лыжные бахилы ЧТЗ. «Добро. Никогда не сотрутся. Только протекторы меняй, чтобы не буксовали».

— А три рубля Самоша не взял. Говорит — неси так, это я не за деньги делал.

Юрка поднялся и пошел в другую комнату, начал долбить в ведрах лед. Я представила, как Юрка пьет. Дном кружки продавит тяжелую воду, зачерпнет — вода уйдет в ледяное окошечко, а лед посветлеет. Кружку боязно подносить к зубам. Я содрогнулась.